Вячеслав Пальман - Там, за рекой Страница 20

Говорил, а сам то и дело цеплялся за Сашин рукав, хлопал по плечу, стаскивал с него рюкзак, хлопотал — уж больно обрадовался: ведь не виделись они, дай бог памяти, со дня похорон Сашиного отца, чуть не год целый.

Архыз крутился рядом, сторожко слушал, от попыток незнакомца погладить увёртывался, а Александр Сергеевич уже вспоминал:

— Ну вылитый Самур! Я ведь того запомнил на всю жизнь. Смотри, даже на хвосте светлое пятно. А пальцы? Тоже шестипалый? Ай-я-яй, вот как природа вылепляет! И ничего от матери-волчицы нету? Характер? Ну, это я, само собой, уже почуял, как он молчком на дверь бросился.

Он оборвал речь, пощупал чайник на печурке, зашуровал в ней, и только тогда Саше удалось спросить, как Александр Сергеевич попал сюда, не в своё ведомство.

— Моё, моё ведомство, Александр! И там, на Прохладном, и здесь тоже. В одни руки. Всё теперь укрупняют, вот и приюты, само собой. А доставили меня сюда, как высокого начальника, вертолётом, вместе с провиантом и прочим всяким снаряжением. Я и на старом месте таким же манером побывал, ну там, само собой, порядок, а вот здесь… Пойдём, я тебе покажу, пока темень не устоялась, ты сейчас такое увидишь…

Оказывается, Саша многого не знал. Что в прошлом году здесь, кроме балагана, уже стояли современные полусферы — домики из гофрированного материала; что решили сделать в этом самом месте настоящий приют, чтобы туристы смогли не просто заночевать, но провести сутки-другие и побывать на вершине, в пещерах.

Александр Сергеевич подвёл Сашу к современным полусферическим домикам. Вернее, к тому, что от домиков осталось.

Не выдержали они снежных пластов. Упало на них снега более чем достаточно. Три метра. Балаган-то с крутой крышей, с него как с гуся вода. А у этих, гофрированных, стойки слабые: ну, как навалило, так они и расползлись. Лежали помятые, жалкие, едва выглядывая из-под раскопа, сделанного Сергеичем.

— Видал? И я, значит, должон с топориком, само собой, поправить беду. Вот и сную день-деньской, починяю неполадки уже с неделю, а успел одну хату для собственного жилья приспособить да вот эти раскопал…

Они проговорили до полночи. Саша и не помнил, как уснул, а когда открыл глаза, солнце забралось уже высоко, пахло лепёшками на постном масле, а из чайника тихо выдувало парок.

Саша выглянул в дверь и зажмурился. Яркий свет бил в глаза. Притерпевшись, он увидел сперва Сергеича, который в траншее по самую шею отваливал глыбы искристого снега, освобождая расплющенные домики, а потом и Архыза, смирно лежавшего неподалёку, рядом с каким-то тёмным предметом.

«Ну, поспал ты, Молчанов», — сказал себе Саша. Он вернулся в приют, наскоро поел и выскочил.

Архыз сочувственно махнул хвостом. Сергеич кивнул. Саша подошёл к нему.

— Лопата ещё найдётся?

— А у дверей стоит. Покидать хочешь?

Они раскапывали домики часа два, переговаривались редко, односложно. Работать так работать. Оба порядком запотели. Вдруг Сергеич прислушался, отложил лопату, сказал: «Летит» — и стал вылезать из ямы.

— Кто летит? — спросил Саша.

— Обратно же Максимов на своём драндулете. Он мне материалу обещал подбросить из Поляны. Схожу посмотрю знак, не снесло ли…

Из Жёлтой Поляны? Перед Молчановым мгновенно встало лицо Тани. Отсюда до Поляны минут двадцать лету. Двадцать минут! Совсем рядом! Да он не простит себе, если не попытается…

Саша догнал Сергеича и пошёл рядом. В небе трещало. Но ещё далеко. На каменистой площадке, откуда снесло снег, лежал придавленный камнями белый знак «Т».

Теперь они увидели вертолёт. Он шёл низко над дальним лесом.

— Сергеич, — спросил Саша, не подымая глаз, — а можно я… Можно мне с ним туда-обратно? Чтоб завтра же вернуться!

— Наверно, можно. Попросим. Кобеля тоже возьмёшь? Пущай раз в жизни полетает, а? Ну там моему приятелю Василь Павловичу Никитину привет свезёшь. Будешь у него?

— Увижу, — сказал Саша, стесняясь.

Машину кидали невидимые потоки; она все ниже и ниже опускалась, а если говорить точнее — пыталась подняться над идущими вверх горами и, когда до приюта оставалось не больше километра, оказалась всего метрах в двадцати над поверхностью. Архыз убежал и выглядывал из-за стены балагана.

За стёклами виднелось лицо пилота — напряжённое лицо с нахмуренными бровями. Хоть денёк отменно тихий и ясный, зимний полет над горами далёко не увеселительная прогулка. Все-таки два километра над уровнем моря.

Сергеич махал руками, как машут возчику, чтобы сдал он коня с телегой назад и вправо, даже что-то кричал, но голос его тонул в грохоте мотора, а пилот смотрел не на Сергеича, а на приборы. Машина покачалась над самой землёй; матерчатый знак надулся ветром и чуть не улетел; колёса наконец коснулись щебёнки. Максимов и второй пилот выпрыгнули в одних кителях.

— Дед, у тебя тут форменный январь! — Пилот сунул руку ему, Саше и переступил с ноги на ногу, будто уже замерзая. — Так что, сгружать будем?

— Вот и согреешься, потому как иного способа для сугрева пилоту, само собой, не положено.

Вчетвером они за десять минут опустошили чрево машины. Александр Сергеевич спросил:

— А доски, опять же кирпич?

— Рейс до вечера, рейс завтра утром.

— Добре. Зайдёте ко мне чайком побаловаться или как?

— Летим. Некогда.

— Тогда вот лесную стражу захватите. У него там дело. А завтра опять же сюда доставите.

Пилот кивнул: можно.

— Я с собакой, — сказал Саша.

— Давай и собаку. Мы даже обезьян возили, не то что собак. Вот только слонов не довелось ещё.

Саша побежал к приюту. Сергеич пошёл следом.

— Ты рюкзак все-таки возьми, мало ли что, — посоветовал он. — А плащ и мешок оставь, лыжи, само собой. Ну и к моим зайдёшь, там передадут чай-сахар.

С Архызом на поводке, с карабином Саша побежал к машине.

Вертолёт чуть приподнялся, повернулся вокруг своей оси и пошёл горизонтально, а горы, сперва белые в крапинках вереска, потом чёрные с белесыми пятнами, рыжие, наконец, зеленые, погружались все глубже и глубже, словно проваливались. Впереди и сбоку Саша неожиданно увидел Пятиглавую, а когда они полетели над Жёлтой Поляной, он просто ахнул. Вокруг посёлка все цвело.

Из зимы — в лето!

Май владел Поляной. Совсем недалеко голубело море. Зелёная змея извилистой реки бежала через ущелье к этому морю.

Саша вышел из машины, глубоко вздохнул и затаил дыхание. Какой запах!.. Ему, два дня дышавшему свежим, стерильно чистым воздухом заснеженного перевала, воздух Поляны показался густым и ароматным настолько, что захотелось пить его маленькими, расчётливыми глоточками, как пьют хорошее старое вино.