Виталий Бианки - Клуб Колумбов Страница 22

На первый взгляд — абсурд, нелепость. Присмотришься — нет, это закономерность.

Естественно, что хищник вылавливает всех слабых и больных куропаток. Сильную, энергичную в полёте, внимательную куропатку ястребу скогтить трудно. Хилую, неосторожную — очень просто. Вот и получилось, что, когда не стало ястребов, некому стало отлавливать больных да хилых куропаток, — среди них стали распространяться болезни и род их быстро пришёл в упадок. Видно, как говорится, «на то и щука в море, чтобы карась не дремал».

На этом основании биосуд из трёх специалистов постановил:

— первое — ни смертному приговору, ни оправданию Ястреб-Тетеревятник не подлежит;

— второе — П. X. Реньо-Карб — обвинитель — подлежит немедленному заключению под стражу и привлечению к строжайшей ответственности по обвинению в преступном расхищении естественных богатств страны.

Столь неожиданный поворот дела заставил всех присутствующих широко разинуть рты. Сразу никто не мог понять, что случилось.

Неожиданным смятением мгновенно воспользовался обвинитель: высокая чёрная фигура его мелькнула по направлению к выходу, Сеттер и Лайка, выпустив Ястреба, метнулись было за беглецом, но поздно; он крикнул: «Не пойман — не вор!» — захлопнул дверь у них под носом и исчез.

Все в зале опомнились только тогда, когда опять раздался спокойный голос главного судьи:

— Граждане, не волнуйтесь! Этот весь в чёрном и в чёрной полумаске, всех обвинявший и сам больше всех виноватый, не уйдёт от нас, не скроется. Заметили ли вы, как он сам себя выдал с головой?

Он подтвердил показание Сороки, что пятнадцатого июля — в разгаре лета, когда никому не разрешается охотиться или ловить зверей и птиц, — находился в лесу с ружьём и ловушками. Он берётся судить птиц, обвиняет их во всех смертных грехах, а сам не различает даже двух разных пёстрых дятлов. Он слыхал, что «мыши вредны», и не дал себе труда разобраться даже в том, какие мыши, где, в каких условиях. Почему-то у него «случайно» оказались разряженными оба ствола его двустволки после того, как он поднял — заметьте: семнадцатого июля, когда охота запрещена, — поднял выводок белых куропаток на моховом болоте, а на следующий день он подарил Ястребу молодого тетерева с перебитым крылом и двух подранков-куропаток. Наконец, он сам признал, что пытался убить палкой глухарку-мать, «отводившую» от малых своих глухарят.

Пора разоблачить этого чёрного, плохого человека, раскрыть его псевдоним — имя, за которым он спрятался. Две буквы перед его фамилией: П. X. означают: «плохой хозяин», а двойная фамилия его — Реньо-Карб — есть не что иное, как перевёрнутое слово «браконьер!». Он и есть самый мерзкий, самый страшный наш враг, самый тупой и упорный вредитель народного хозяйства, хотя и прикидывается ретивым его защитником.

Прав поэт! Расширив первую строку его стихотворения, смело можно сказать:

Хищник, грызун и дятел —Дети могучих лесов.Зря обвинитель тратилПротив них столько слов!

Лес — отец, и все лесные растения и животные — его дети. Все они находятся между собой в сложнейших и тончайших взаимоотношениях. Тронь одного — скажется на всех. Как в лёгкой постройке карточного дома: только тронь одну карту — мгновенно нарушится равновесие и вся красота разрушится. Любовь к лесу, любовь ко всем его детям помогает узнавать хитрые их взаимоотношения и постигать сложные законы жизни леса. Кто не любит, тот не знает. Браконьер не любит детей леса и не знает их. Он равнодушен. Значит, хуже, чем зол. Ни один зверь не в состоянии так навредить лесу, как браконьер.

Приговор биосуда: браконьера — на скамью подсудимых!

Месяц двенадцатый

За окном лютовала метель, выла, свистела, швыряла в стёкла пригоршни колкого снега. Прохожие зябко кутались в платки и шубы, втягивали головы в поднятые воротники. Вечерело.

В тёплом, светлом помещении редакции «Лесной газеты» пела тоненькая нежно-жёлтая птичка. Взяв несколько высоких нот, будто для пробы голоса, она залилась вдруг такой жаркой радостной трелью, что у всех колумбов стеснилось в груди дыхание. Споры смолкли. Тёмные и русые, вихрастые и гладко причёсанные головы повернулись к окну, где в тесной клетке пела чудесная певичка.

Казалось, она никогда не кончит: звучная трель лилась и лилась из золотого горлышка маленькой пленной феи — дочери воздуха, заключённой в проволочную тюрьму. И без всякой паузы, не переводя дыхания, певичка рассыпалась вдруг бисером звуков, взвилась фиоритурой и, неожиданно оборвав страстную свою песню, как ни в чём не бывало принялась чистить носиком свои мягкие пёрышки.

— Ух ты! — вскричал Колк, внезапно придя в себя от охватившего его сладкого оцепенения. — Клянусь, трель длилась дольше пятидесяти секунд! Вот это песня! У кого из наших дикарей такая? У жаворонка, у соловья — и обчёлся!

— Ид! — возбуждённо заговорила Ре, ударяя себя по лбу. — Блестящий ид, сверкающая идея! Земля Неведомая получит нового чудесного певца! И создадим его мы — колумбы!

— Что ты, что ты, что ты, что ты! — быстрой скороговоркой проговорила До. — Подумаешь, — боги-созидатели! Птицы — не растения: соединив два вида, не получишь мичуринских гибридов. Есть помеси канареек с чижами, с чечётками, с коноплянками, но они обычно просто не дают потомства, вот и всё! Как не дают потомства мулы.

— Ты меня не поняла, — мягко сказала Ре. — Не гибридизацией канарейки с нашими птицами я хочу создать новых лесных певцов, а кукидизацией. Представь себе только: в начале лета мы подкладываем сотни, нет — тысячи яичек канареек в гнёзда нашим маленьким диким певцам: чечевичкам, коноплянкам, чижам, зябликам, щеглам, зеленушкам… Они высидят нам канарейчат, выкормят их, как своих птенцов, и научат слётков всем правилам птичьей жизни. Поскольку родных родителей канарейчат в наших лесах нет, некому будет переманивать к себе слётков, — вот они и останутся с теми птицами, которые их выкормили и воспитали.

Неизвестно, что с ними будет дальше. Останутся ли они зимовать у нас в Земле Неведомой вместе с воспитавшими их чижиками — птицами, у нас оседлыми. Откочуют ли на юг с лесными канарейками, как зовут у нас зеленушек. Улетят ли на зимовку в Индию с воспитателями своими — красными канарейками, как мы, юнесты, прозвали чечевичек. Ведь никто ещё не производил таких опытов с акклиматизацией птиц-иностранцев с помощью кукида.