Дафни Шелдрик - Сироты Цаво Страница 24

Трагическая гибель Пикл долго не давала мне покоя. Несколько утешало то, что смерть наступила, по-видимому, мгновенно. Хиглети, вероятно, был сильно напуган и какое-то время тоже находился в подавленном состоянии. Он сидел дома, а если куда и выходил, то все время поглядывал на небо. Но страсть к путешествиям постепенно вновь овладела им, и Хиглети стал исчезать из дома, пропадая иногда по нескольку дней. Однажды он пропал совсем, и мне пришлось примириться с мыслью, что Хиглети ушел навсегда.

Наш дом казался пустым без знакомого топота лапок и привычных звуков «пи-ип». Долго горевали мы о мангустах. Это были удивительно забавные маленькие создания.

Руфус

Дэннис Кэрни с женой поселились в доме, в котором мы жили с Биллом, когда я в первый раз приехала в Восточный Цаво. Как-то утром потрясенные слуги Дэнниса обнаружили у самого его дома новорожденного детеныша носорога. Они сразу же вызвали Дэнниса. Все очень боялись, что придет мамаша и потребует свое дитя обратно. Правда, никаких признаков ее пребывания в окрестностях не обнаружили. Поисковая партия позже нашла место, где она произвела на свет детеныша, — оно находилось как раз за домом Кэрни. По всей видимости, на рассвете, когда появились люди, спешащие по своим делам, самка-носорог перепугалась, увидев, что оказалась близ жилища человека, и поспешила скрыться, бросив новорожденного.

Сироту назвали Руфусом, и целый год за ним ухаживали Дэннис и его жена. Но к концу года построенный для него навес за домом оказался носорогу слишком низок. В 1961 году Руфуса перевели к трем молодым буйволам, брошенным своими родителями. Это были Бастер, Сузанна и Мириам, также выкормленные Дэннисом.

Прибавление семейства заставило сделать некоторую перестановку: Самсона и Арубу пришлось перевести в новый загон с оградой из шести- и десятидюймовых забетонированных труб. С внешней стороны загона была установлена железная решетка, защищавшая его обитателей от львов.

Обычно слоны относятся ко всему незнакомому с недоверием. Первое время они смотрели на Руфуса и буйволов с большим подозрением, но постепенно полное безразличие Руфуса успокоило их, и уже через неделю наше маленькое стадо, состоящее из столь непохожих друг на друга животных, изумляло и восхищало посетителей парка.

Руфус был совершенно неотразим, хотя и корыстолюбив. Он оказался ужасным сладкоежкой и больше всего на свете обожал шоколад. Руфус мог подолгу стоять с закрытыми глазами, издавая чмокающие звуки, наслаждаясь шоколадом еще много времени после того, как исчезли его последние крупицы. Он радовался оказываемому ему вниманию и обществу людей, поскольку от них всегда можно было ожидать какого-нибудь лакомства.

Людей Руфус предпочитал другим нашим воспитанникам. Он любил проводить долгие часы в мастерской у Дэнниса, медленно пережевывая приготовленную для него охапку люцерны. Иногда его охватывало желание проникнуть в дом. Тогда он поднимался по ступеням на веранду и просовывал голову в дверь гостиной, объявляя о своем появлении. Такие визиты обычно были выгодны Руфусу, ибо выманить его с веранды помогали лишь сладости или фрукты.

Из всех известных мне животных Руфус был самым послушным и спокойным, и дети могли без опаски кататься на нем и делать с ним все что угодно.

Хотя мы все очень любили общество Руфуса, Дэвид настаивал, чтобы он ради собственного блага возможно больше времени проводил в компании других животных. Руфус должен жить на подножном корму. Тогда, если настанет время и он пожелает присоединиться к своим диким собратьям, то сможет существовать в естественных условиях. Поэтому мы, как могли, заставляли Руфуса самого искать себе пищу. Какое-то время мы давали ему на ночь люцерну, но затем постепенно стали заменять ее ветками нравившегося ему кустарника — до тех пор, пока Руфус не перешел целиком на подножный корм.

Руфус, как и свойственно всем носорогам, имел постоянные места для отправления своих естественных нужд. Было очень забавно наблюдать за ним, когда он торопливой рысцой направлялся в ближайший личный туалет. Окончив свои дела, носорог всегда старательно разбрасывал помет задними ногами. Я часто задавалась вопросом, зачем он это делает: ведь в основе инстинктивной деятельности любого животного всегда лежит какая-то целесообразность.

Самсон, рост которого к этому времени уже достигал семи футов, был, конечно, бесспорным вожаком наших воспитанников.

Пользуясь общим уважением, он всегда вел себя с большим достоинством, еще более укреплявшим его авторитет. С Руфусом особенно сдружилась Аруба. Она любила стоять над ним, готовая защищать его так же, как это делала Фатума по отношению к Пиглет.

Три наших буйвола сильно разнились по темпераменту. Сузанна и Мириам держались обособленно, а Бастер, напротив, отличался дружелюбным нравом, хотя и любил показать свою силу в шутливых стычках.

Дэвида много лет мучила проблема, как сохранить растительность, уничтожаемую слонами, особенно большие деревья. К чему приведет сокращение зеленых массивов в природе парка? Как это скажется на его обитателях? С уничтожением деревьев кустарник лишается защиты от солнца. Будет ли достаточно осадков, чтобы успели вырасти новые травы, или же нас ожидает наступление пустыни? Слоны, если у них есть выбор, предпочитают есть траву. Вполне возможно, что, сводя кустарник и создавая вместо него травянистую равнину, они просто обеспечивают себе лучшее пропитание. Кроме того, нас беспокоило, что гибель деревьев приведет к степным пожарам. К чему в итоге ведут эти изменения, положительны они или отрицательны? Ответа на эти вопросы мы не знали и обратились за советом к специалистам-ученым.

При любых изменениях, происходящих в природе, кто-нибудь проиграет. В Цаво пострадали носороги, которые, как оказалось, не смогли приспособиться к новым условиям существования. Хуже всего стало носорогам, населявшим район Ати, а именно здесь их водилось больше, чем где-либо.

Наши воспитанники, а особенно два слона и Руфус, должны были оказаться неоценимыми помощниками в исследованиях, поскольку изучение их поведения и режима питания позволило бы лучше понять проблемы, связанные с изменениями характера растительности.

Прежде всего мы полагали, что увеличение смертности носорогов вызвано какой-то болезнью. Чтобы проверить это, необходимы были пробы крови и другие данные для анализа. Хотя животных умирало довольно много, добыть свежий труп оказалось далеко не просто. Пересеченная местность, множество грифов, предъявляющих свои права на погибших животных, огромные пространства и быстрое разложение трупов при высокой температуре воздуха — все это очень сильно мешало работе, хотя к нам и прибыла группа ветеринаров, что дало возможность обследовать погибших носорогов на месте.