Поймайте мне колобуса (с иллюстрациями) - Даррелл Джеральд Страница 24

– Они любят, чтобы с ними нянчились, – объяснил я. – А на пароходе нам, ей-богу не до этого. И еще не известно, как они отнесутся к новой диете. В общем мне бы хотелось поручить тебе наших колобусов. Можешь больше ничего не делать, только заставь этих чертей есть, чтобы мы довезли их живыми.

– Попробую, – обещала она. – Хотя, судя по тому, что вы говорите, это будет нелегко.

– Вот именно, – подтвердил я. – Легко не будет. Разве что у них вдруг проявится страсть к капусте или еще чему-нибудь. Словом, поживем – увидим.

– Вскоре после прибытия Энн нашу коллекцию пополнил еще один экземпляр, очаровательнейшее существо. Под вечер, когда мы решили пропустить рюмочку перед обедом, зазвонил телефон. Джеки взяла трубку.

– Это Эмброуз, – сказала она мне. – Говорит, раздобыл для тебя свинью.

Звонил Эмброуз Джендер, майор войск Сьерра-Леоне. Я познакомился с ним еще до отъезда в Кенему, мне его представили главным образом потому, что он выступал по местному телевидению с показом животных юным зрителям, которые знали его как «дядюшку Эмброуза». Я взял трубку.

– Добрый день, Эмброуз.

– Привет, Джерри! – услышал я звучный низкий голос. – У меня для тебя свинья. Очень милая свинка. Ее зовут Цветок.

– А что это за свинья?

– Точно сказать не берусь, но, кажется, это то, что у вас называется речной свиньей.

– Бог мой! Это замечательно!

– Речные, или кистеухие, свиньи – мои любимцы. Тело взрослой особи покрыто ярко-рыжей щетиной, хвост длинный, на ушах белые кисточки.

– Ты можешь за ней приехать? – спросил Эмброуз.

– Конечно. А где ты сейчас?

– Я собираюсь на телевидение, у меня передача. Может, приедешь на студию, посмотришь мою программу, а потом заберешь свинью?

– Отлично. А что у тебя сегодня в программе?

– Да опять ищейки. Прошлый раз они так понравились, что нас засыпали письмами с просьбой повторить передачу. Но теперь я не дам себя укусить.

Во время первой передачи Эмброуз обернул руку тряпкой, чтобы показать, как ищейка хватает преступника. А собака так в него вцепилась, что прокусила тряпку насквозь.

– Ясно. В котором часу нам быть на студии?

– Примерно через полчаса, – сказал Эмброуз.

– Ладно. Жди.

Мы живо пообедали и поехали на телевидение. Студня была небольшая, но хорошо оборудованная. Нас поразило, что широкие двери не запирались на время передачи, и в дальнем конце зала стояли кресла, так что любой прохожий мог при желании запросто войти и посмотреть, как делается программа. Крис был до глубины души потрясен такой расхлябанностью.

– У нас на Би-Би-Си такие вещи невозможны, – заметил он.

– Так ведь здесь не Би-Би-Си, – ответил Эмброуз, – а телевидение Сьерра-Леоне.

Эмброуз был невысокого роста, очень симпатичный, в его огромных живых глазах всегда светилась юмористическая искорка. Он отрастил себе великолепные, завивающиеся на концах черные усы – видно, сказывались годы, проведенные в военном училище в Сэндхерсте.

– Сейчас начнется моя программа, – сообщил он. – Вы можете подождать? А потом я отдам тебе свинку.

– Конечно, – ответил я. – Я с удовольствием посмотрю на твоих ищеек.

Дело в том, что в Фритауне участились грабежи, и отчаявшаяся полиция, чтобы нагнать страху на преступников, закупила трех ищеек. Они и впрямь выглядели устрашающе. Три пса с проводниками выстроились в ряд под лучами юпитеров, разинув пасти от жары. Эмброуз занял свое место перед камерами.

– Добрый вечер, дети, – начал он. – Вот вы и опять встретились с дядюшкой Эмброузом. Понимаете, нам прислали столько писем с просьбой повторить передачу про ищеек, что я решил сегодня показать их еще раз. Сначала вы увидите, какие они послушные. Куда проводник пойдет – туда и собака.

Проводники, сопровождаемые по пятам ищейками, важно обошли вокруг камеры и вернулись на место.

– А теперь, – рассказывал Эмброуз, – чтобы показать вам, какие это послушные собаки, проводники прикажут им сидеть, а сами пройдут в другой конец студии, и вы увидите, как ищейки выполняют команду.

Проводники скомандовали «сидеть», собаки сели в ряд, высунув языки, проводники отошли в другой конец студии.

– Видите? – На лице Эмброуза сияла счастливая улыбка. – Вот этого пса зовут Питер, ему пять лет. А это Томас, ему четыре года…

Тут третья ищейка, которой осточертела вся эта затея, встала и пошла прочь, подальше от жарких ламп.

– А это, – как ни в чем не бывало продолжал Эмброуз, указывая пальцем в ту сторону, куда удалилась ищейка, – это Жозефина, она сука.

Грешен, я и не только я, все мы поспешно заткнули себе рты носовыми платками, чтобы до зрителей не дошел наш смех.

Собаки выполнили еще несколько команд, наконец Эмброуз попрощался со зрителями и подошел к нам – весь в поту, но сияющий.

– Ну вот, – сказал он, – а теперь получай Цветок.

Он прошел в угол студии и вернулся оттуда с маленьким ящиком. Я-то рассчитывал увидеть большую клетку… Эмброуз открыл дверцу, и из ящика выбрался очаровательнейший поросеночек. Шоколадно-коричневая щетина была расписана вдоль ярко-желтыми полосами, которые придавали поросенку сходство с косматой осой невиданных размеров. Восхитительный пятачок, живые, веселые глаза, длинные болтающиеся уши и длинный болтающийся хвост. Попискивая и похрюкивая от удовольствия, поросенок жадно обнюхал наши ноги, проверяя, нет ли в отворотах брюк чего-нибудь вкусненького. Все мы тут же влюбились в это существо и с триумфом повезли его к себе на квартиру. На другой день местный плотник смастерил по моему заказу добротную клетку для Цветка.

Близилось время отъезда в Англию, и я начал беспокоиться, как мы доставим наш зверинец из жилого комплекса «Алмазной корпорации» на пристань. Навел справки в Фритауне; выяснилось, что грузовики найти очень трудно. Как-то вечером нас навестил Эмброуз, и я спросил его, не знает ли он какую-нибудь фирму, которая могла бы предоставить нам на несколько часов три грузовика.

– А для чего тебе грузовики? – поинтересовался он.

– Надо отвезти животных в порт. Не на руках же их нести.

– А войска на что, дорогой друг?

– Как это понимать – войска?

– Ну да, войска. Я пришлю тебе три армейских грузовика, везите своих зверей на здоровье.

– Прости, Эмброуз, но разве так можно? Чтобы армейские грузовики возили в порт зверей!

– Почему же нельзя? Я майор, войска подчинены мне. Ничего страшного не случится. Когда подать грузовики?

– Но ты уверен, что это не против устава? Мне вовсе не улыбается, чтобы тебя судил военный трибунал!

– Не беспокойся, Джерри, – заверил он меня. – Не беспокойся, все будет в порядке. Только скажи, к какому часу подать машины.

Мы условились о часе. И в самом деле, в назначенный день к жилому комплексу «Алмазной корпорации» подкатили армейские грузовики и водители, выстроившись в шеренгу, лихо откозыряли нам. Внушительное зрелище.

Мы осторожно погрузили животных и направились в порт. В огромных сетях клетки были подняты на борт и опущены в трюм, где их расставили по моим указаниям. Матросы и старший помощник старались изо всех сил, тем не менее погрузка продолжалась чуть не целый час, а солнце нещадно палило, так что им пришлось несладко. Сам я из-за сломанных ребер мог только стоять и смотреть, как работают другие.

Но вот последняя клетка стала на место, и мы поднялись на палубу, чтобы глотнуть пива. Тем временем пароход медленно отошел от стенки, над лоснящимися волнами загремели исторгаемые корабельным радио звуки гимна «Правь, Британия!» и вскоре Фритаун превратился в мерцающее облачко вдали.

Прежде всего мы с Долговязым Джоном отправились на переговоры с баталером. Когда везешь на пароходе зверей, важнее человека нет, ведь от него зависит, сварить ли тебе рис и крутые яйца, и он Же заведует холодильником, где хранятся все твои драгоценные продукты. Я шел к нему не без тревоги в душе, так как еще не успел выяснить, взяли они в Англии на борт заказанную мной провизию или нет. К счастью, все было погружено: пучки моркови, ящики с превосходной капустой, яблоки, груши и прочие лакомства, которыми я надеялся соблазнить гверец. Я сообщил баталеру, сколько и чего нам приблизительно понадобится на день, но предупредил, что морской воздух благотворно влияет на аппетит животных, поэтому не исключено, что в пути норму придется увеличить. Он был очень любезен и заверил, что мы можем на него положиться.