Виталий Бианки - Клуб Колумбов Страница 29

— А всё-таки повесилась эта, — настаивала Ре. — Вы же сами назвали её самоубийцей.

— Невольной, разумеется. На севере Сибири это явление распространенное. Там десятками находят повесившихся на таловых кустах — ивовых тоже. Весной. Когда после оттепели веточки кустов обледеневают. Мыши — сами знаете — не такие уж мастера лазать. Они часто обрываются с веток и, если ниже есть развилка, — застревают в ней головой и уж не могут освободиться. На таловых кустах они кормятся в это время их почками, барашками, цветами.

Поэт Лав тихим голосом спросил:

— Вы говорите, — никто в мире не кончает самоубийством, кроме людей. А как же быть с рассказами о том, как жестокий стрелок убил белую лебёдку, а лебедь тогда поднялся в небо и бросился из-под облаков об землю: не захотел жить без своей лебёдки.

— Очень трогательная легенда, — сказал Таль-Тин. — Но поступок любящего лебедя — чисто человеческий поступок. У многих птиц привязанность самца иногда очень сильна и глубока. Многие браки у них — в частности у лебедей — длятся иногда всю жизнь. Больше того: один из супругов, потеряв другого, может зачахнуть и умереть, — бывает и такое. Но зачем приписывать птице — совершенно отличному от нас существу — только нам свойственную психологию? Я более чем убеждён: сознательно пойти на самоубийство ни одно животное не может. Это абсурд.

Чёрная туча медленно надвигалась по низу неба в той стороне, откуда километров за тридцать иногда чуть доносились до нас гудки паровозов. Там пролегала железная дорога Москва-Ленинград. Медленно туча шла на Ленинград.

Первый гром услыхали мы в глубине леса, а ливень хлынул, когда мы дошли до опушки. Бежать домой было немыслимо: между нами и деревней лежали поля.

— Как жаль, что я не взяла с собой купального костюма! — сказала Ми. — Отлично можно бы выкупаться по дороге.

Все мы — До, Ре, Ми и я — Лав — с Вовком — отлично знали, что прятаться в грозу под елями не годится: в лесу молнии чаще всего ударяют, в высоченные остроконечные ели. Но сильный дождь картечью пробивал листву осин и берёз, хвою сосен, а под огромной елью было, как в шалаше. Мы все спрятались под елью, у самой просеки.

Над нами грозы не было, — только ливень. Но над горизонтом творилось что-то страшное. Там то и дело сверкали молнии. Они напоминали толстые, витые из проволочек огненные тросы. Но замечательнее всего было, что эти страшные молнии не из тучи извергались в землю, а били из земли в небо! Никто из нас никогда не видел таких удивительных молний. Мы только молча переглядывались. Жутко было. Думалось: «Уж не перевернулась ли Земля кверху ногами…» Вдали глухо ворчал гром. И казалось, — сейчас может случиться всё самое необычайное, самое невероятное.

И случилось.

Откуда он взялся, — никто из нас не заметил. Но все сразу вдруг увидели на прямом суке сосны по ту сторону просеки, всего шагах в сорока от нас, странный, светящийся, мерцающий шар величиной с детскую головку. Бледный огненный шар, совершенно непонятного происхождения — и этим наводящий жуть, — таинственный шар.

— Не шевелитесь! — грозным шёпотом прикрикнула на нас Ре. — Он может устремиться за нами.

А куда там было бежать? Мы от страха прилипли к месту.

И вдруг Вовк говорит во весь голос:

— Ну, чего струсили? Хотите, я сейчас подбегу к нему и сшибу суком?

Не знаю, перед Ми это он фигурял своей храбростью или на самом деле подошёл бы к таинственному шару, но как раз тут шар сильнее замерцал, вдруг снялся с сука и медленно поплыл по воздуху. Казалось, его потянуло в просеку, как в трубу. Мы судорожно схватились за руки: ждали, — он вот-вот с громом и треском взорвётся, как бомба! И, может быть, убьёт нас. Ничего не взорвалось.

У нас на глазах шар стал бледнеть, бледнеть, мерцание становилось всё слабее, — и шар как растаял в воздухе, просто перестал существовать. Постояв ещё немного под елью, мы побежали домой.

Ливень, оказывается, давно кончился.

Когда мы собрались в уют-компании, Таль-Тин подошёл к книжной полке и достал с неё книжку «Словарь-справочник по физической географии» Баркова и прочёл вслух следующее:

«Молния — электрический разряд между отдельными слоями туч и между тучами и землёю.

Возникновение молнии обусловлено электризацией частиц трением. При падении крупных дождевых капель они, вследствие сопротивления воздуха, сплющиваются и разбиваются на более мелкие, причём сами капли приобретают положительный заряд, а воздух — отрицательный.

В результате дальнейшего падения капель между верхними и нижними слоями тучи, а также между последними и землёю, создаётся разность потенциалов, достигающая, в конце концов, таких размеров, что происходит электрический разряд, часто сопровождающийся громом.

Молнии бывают линейные, в виде ослепительно-яркой извилистой линии со множеством разветвлений, — плоские, без определенных контуров, — и шаровые».

— От себя скажу, — продолжал Таль-Тин, закрывая книгу, — что направление молнии зависит от распределения электрических зарядов между землёю и облаками. Различают положительные молнии, удар которых происходит из положительно заряженного облака в землю, и отрицательные, бьющие с земли в облако. Насколько редки эти «отрицательные молнии», — сказать вам не могу: сам в первый раз вижу такие…

Что касается светящегося шара, сидевшего на сосновом суку, то новейшая физическая гипотеза объясняет возникновение таких шаров прохождением искрового электрического разряда через газы. От искры в газах происходят различные химические изменения, в воздухе образуется при этом азот, отличающийся длительным послесвечением. Вы видели либо шаровую молнию, либо — огонь святого Эльма. Это средневековое название пошло от церкви святого Эльма в Италии. На башне этой церкви такие огни почему-то частенько зажигались и пугали верующих.

Шаровая молния иногда распадается с треском. Раз у вас исчезновение шара сопровождалось только едва слышным пощёлкиванием, — значит, вы, надо полагать, видели огонь святого Эльма.

С чем вас и поздравляю: не каждому приходится в жизни наблюдать это замечательное явление!

Ля проснулась первая — ещё на зорьке. Вскочила и, чтобы не разбудить других девочек, тихонько, без стука открыла окно.

Радостные утренние сумерки пахнули ей в лицо, и так легко дышалось. Свет прибывал волнами, освещая всю Вселенную, и доброй Ля казалось, что всю землю сейчас зальёт солнце, всюду будет только его золотой свет, все тени скроются, всё кругом будет сиять. Ей вспомнилась строчка из Пушкина: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» И в это мгновенье — или это только причудилось ей? — в ещё не растаявших сумерках мелькнули у неё над головой какие-то быстрые тени. Она посмотрела вниз, на двор, — и там двигалась какая-то серая в тёмных пятнах тень: вроде толстой длинной змеи. Но через миг она поняла: это вышло из-под крыльца и не торопясь идёт по двору целое хорчиное семейство; впереди — большой хорёк, сзади — гуськом — три маленьких. Их серые — цвета сумерек — шкурки были едва различимы глазом, и если б Ля в своём юннатском кружке не присмотрелась заранее к ручному хорьку, ей ни за что бы не понять, что это звери. В живой предутренней тишине не слышалось ни малейшего шороха, и робкой Ля вдруг показалось, что перед ней — в воздухе и на земле — какие-то бесплотные тени спасаются от быстро разгорающегося света.