Александр Филиппович - Стая Страница 29

— «Сколь мешков, сколь мешков»… — сперва вроде бы просто проворчал папка. — Да где надирать-накашивать их станешь, свои мешки-те? — следом снова заговорил он все еще будто бы тихо, но уж и со знакомой, с нутряной какою-то угрозою и, как и следовало ожидать, далее уже возвысил голос: — Да где же, тебя спрашиваю, накашивать-то станешь эти свои мешочки, а? Негде их накашивать нынче! Тоже мне косильщик сыскался! Было б где, так и я с мамкою без тебя обошелся. Накашиватель, эх… А налог чем платить прикажешь? В город кататься масло покупать, а?

Тут уж и вовсе следовало промолчать, и Вовка лишь тихо перевел дух.

— Раб… — вздохнул ответно и папка, но уже как бы окончательно себя усмиряя.

— Я ж серьезно, папка! — сказал тогда Вовка, сам от чувств чуть не расплакавшись.

— Эх-ха-ха! А я что, сынок? Нарочно, что ль? — тоже исключительно из чувств произнес папка. Но и из воспитательных, наверняка, соображений тотчас и построжал: — Но уж если совсем по-серьезному, так тебе, по-моему, спать пора! — И папка начал новую папиросу закуривать, забыв про старую, которую отложил в пепельницу в начале разговора, и она там все еще затухала, вверх исходя голубым дымком.

Вовка, однако, еще немного посидел на кухне.

Но папка с мамкою больше ни с ним, ни друг с другом не заговаривали, точно его, Вовки, и вовсе в дому не было с ними и будто нынче ничего особого не произошло. Каждый из них своим привычным делом молча занялся, и Вовка, выпив на ночь кружку молока, которого мамка ему подала, — эх, последнего, верно, Ночкиного-то молока! — ушел спать…

Заснул он вроде быстро, да вскоре же и проснулся. Непонятно отчего, однако. Было не так уж чтобы очень поздно, хотя и царствовала за окошком темень: где-то у соседей по улице еще музыка из приемника играла, а папка с мамкой, видно, только что легли, потому как шептались.

— …А телевизор, я думаю, Коленька, нам вовсе ни к чему пока! — Больше шепталась, вероятно, одна мамка. — Вон и Ознобихина Марья, и Воропаевы, да ведь и все, которые их напокупали, говорят теперь, что ни к чему. Лучше в кино сходить. В клуб. А то уж, говорят, позабывали, когда и чистое в последний раз надевали. Все по-домашнему. В чем за скотиной да в огороде на усадьбе, в том и кино-то глядишь. Никакого тебе праздника. Да ведь и больше-то чего показывают? Ведь одно, что всяко-разные беседы. Нет, это сколь же денежек сразу, Ко-оля! С ума сойти можно…

— А в кредит! — будто сквозь зубы подсказал папка.

— Уж что разве так! — как согласилась сперва мамка. Но она всегда ведь так-то, у нее всегда хитрость такая: вначале будто и согласится, но после все равно на свое выгнет. — Только, Коленька, обдумать надо все хорошенько-прехорошенько. Ведь и Мишу нашего уже одевать надо как следует. Шутка ли в городе-то жить? Чем же он у нас других похуже, а? Да и мы сами других, что ли, послабже в чем? А ты погляди, однако, как нынче молодежь одевается? Нет, сам посуди-раскинь, как же он у нас с тобой ходить по городу станет в своем стареньком? Семнадцать лет парню! И ведь перед девчатами-то тоже…

— Эх, хватила! Рано ему перед девчатами еще!

— Так он и будет нас с тобой, отца-то с матерью, спрашивать, пора ему или рано! Тут уж он только себя одного, поверь, способен услушивать. Да-а… А я уж, Коля, даже и пальтишко ему подглядела. Зимнее. На вате. И воротничок черный. Кроличий, правда, но под настоящего котика. И ведь шалкой еще воротничок-то…

— Да сейчас вроде шалкой уже и не носят.

— Теплее зато! Поднял — и грудка вся закрытая.

— Я вообще-то, знаешь, кролику чего-то не особо доверяю. Он ведь через годок-другой, глядишь, и вышоркивается. Ты уж лучше цигейковый подглядывай.

— Да конечно, конечно!.. Вот только где ж его такой подглядишь? Случайно если… Всюду нынче одни кролики. Да-а, а то пальтишечко-то в самый, между прочим, разок! И шапочка у Миши такая же в точности, черная…

— Все это, конечно, дело хорошее, но ведь все и обдумать надо-требуется основательно, — снова, точно сквозь зубы, сказал папка, перебивая мать. — Только телевизор все равно, по-моему, хоть в кредит, а можно. Ты завтра, чем размышлять сейчас попусту, списочек составь лучше. Наметь, что к чему, чего прежде требуется. Сейчас же все получается вокруг да около…

— Нет, но ведь и ты посуди-подумай: дорого же телевизор… А списочек… списочек-то я составлю, составлю! — заторопилась мамка. — Быстро это, чего тут! Но все же… вот и Вовке ведь надо еще обуться! В магазине нашем я ведь и ему подглядела уралобувские полуботиночки. Добрые, микропористые. Восемь рублей. А то уж он жаловался мне, что жмут ему старые… Кстати-то, и Вовке пальтишко совсем никак не помешает. Не дело ведь старое ему носить Мишино. Мал он еще для Мишиного…

— В общем, ты список сначала составь. Так-то, в уме, знаешь, распокупаешься!

— Списочек… оно само собой, Коля, конечно! Это уж я, дура, много просто так, конечно, размечталась… Хочется же всего, чтоб как у людей.

— Но телевизор надо! — все равно заключил папка. — В кредит, конечно. А учитывай. У нас ведь Вовка растет, а там днями-от сплошь, говорят, одни детские передачи пускают. Ему же все это для развития.

— Ой, Коля! Совсем же я позабыла! — спохватилась мамка. — А форму-то? Ведь форму-то Вовке школьную всего необходимей требуется! Говорят, что привезут их не сегодня-завтра, формы-то!

— А старая чего? — усмехнулся папка. — И ему, что ли, за девчонками время приспело?

— Да вырос… вы-ырос он! Рукава уж под самые локотки. Ну и брючки надставлять дальше некуда. Нечем…

— Оно, конечно, с формой — первое дело, тут деваться некуда. Но телевизор как хочешь, а учитывай. Рублей на двести. Типа «Рекорда». Самые, говорят, надежные. В общем, коло двухсот, считай.

— Чего-о!

— Это ж полная стоимость, ты чего раскипятилась? Двести-то, двести десять… В кредит-от сперва одну четверть возьмут.

— Ну, это, Коленька, я и получше тебя знаю.

— Вот и вытянет всего рублей на сорок — пятьдесят. Как получится. Какие, конечно, телевизоры поступят. Лучше бы, чтоб «Рекорды».

— Только так: в кредит. Никак иначе. Ты уж сразу тогда справочку на работе возьми, а, Коль?

— Знаешь… Тебе бы вот справку такую оформить, а?

— Да у меня ж зарплата знаешь какая? Вот такусенькая!

— А сама смекни: насчет базы поговаривают точно! Стройка же там начнется, народу много потребуется, заработки вроде высокие обещаются…

— Так тебя туда и примут! Эх, сколько ловкачей сразу отыщется, что тебя обойдут!

— Не обойдут! Кудри вон говорит, что предпочтенье будет фронтовикам оказываться, как знакомым с военным делом. А я кто?

— Ты… Кудри вот твой кто? Сочиняет он просто все! Всегда ведь на ловкое надеется. Ты вернулся — и в завод. А Кудри твой куда? В милицию? Сам же он, твой Кудри, у нас за столом трепался: я, дескать, работать отвык, я служить привык на всем готовом, спишь, а служба, мол, денежки идут…