Станислав Олефир - Иду по тайге Страница 3

Случается, полевки досаждают охотникам. Они подчистую съедают приманку, портят шкурки попавших в капканы горностаев и соболей, могут разграбить спрятанные в тайге припасы пастухов, геологов, лесорубов.

Как-то охотился я в верховьях реки Чуританджи, так полевки меня совсем извели. Придешь в избушку, а там хлеб погрызен, на столе и полках следы пиршества полевок, из кружки с чаем выглядывает рыжая спина.

Чтобы покончить с этим разбоем, я решил сделать мышеловку и принялся искать подходящую дощечку. Заглянул под навес и ужаснулся. От навеса к лежащей у ручья лиственнице тянулась дорога. Да-да! Не следок или тропка, а самая настоящая дорога, по которой полевки совершали набеги на мою избушку. Была она очень широкой и не походила ни на одну из виденных мной звериных троп. Цепочки набитых крошечными лапками следов не пересекались одна с другой, а тянулись рядышком. Под лиственницей они сбегались и ныряли в обледенелую норку, как рельсы в тоннель. Впечатление усиливала веточка пушицы, светофором маячившая у входа.

И под навесом и в норе было тихо. Мир и покой. Наверняка на время моего возвращения домой полевки объявляли «тихий час» и вели себя очень осторожно.

— Э-э, да мне этих бестий не переловить за весь охотничий сезон, — охнул я и махнул на полевок рукой.

Так мы и жили. Ночью в избушке хозяйничал я, днем полевки. Соседство не ахти какое, но что поделаешь?

И вдруг полевки исчезли. Не исподволь, не постепенно, а все сразу. Еще вчера эти изверги забрались в висевший под потолком мешок с сухарями и выгрызли в нем большую дырку, а сегодня их нет. Как лежал на столе кусочек сала, так и лежит. Рядом с ним до половины наполненная сгущенным молоком банка — все нетронутое. Что же их так напугало? Неужели, думаю, к избушке под снегом наледь подбирается? Мне ее не видно, а полевки в таких делах народишко опытный.

Ушли полевки, но спокойнее мне не стало. Начал замечать, что кто-то снова хозяйничает в избушке. Но теперь уже по ночам. Не шебуршит, не гремит, никаких следов не оставляет, а вот то, что хозяйничает, — точно. Скажем, сплю и вдруг чувствую, как по моей ноге что-то бежит. Нет, не мышь. Мышь, та все-таки вес имеет, и коготки у нее царапучие. Эта же передвигается, как комарик или жучок.

В детстве нечто подобное я уже ощущал. Испугался, рассказываю маме, а она говорит: «Это ты растешь, сынок. А может, просто спросонок показалось».

В другой раз неизвестная мне животина запуталась в моих волосах. Я только начал дремать и вдруг слышу, что-то на голову свалилось и барахтается там. Я рукой хвать, а оно между пальцев сквознячком проскользнуло…

Новый год я встречал в тайге. Еще с утра смастерил из стланиковых веточек елку, убрал ее как сумел, затем приготовил праздничный стол и стал ждать полуночи.

Хорошо в избушке зимой. Пламя в печке гудит, труба от жара пощелкивает, на бревенчатой стене светлые блики играют. Тепло, уютно. Вот только скучновато в одиночку новогодний праздник справлять.

Не успел я так подумать, как лежащая под столом банка из-под колбасного фарша шевельнулась и покатилась ко мне. Я даже глаза протер: может, чудится? Ан, нет. Банка на мгновение остановилась и покатилась снова. Теперь уже в обратную сторону. Я тихонько к ней подкрался и быстро прикрыл ладонью. Заглядываю в банку, а на дне ее сидит зверюшка с ноготок величиной. Толстенькая, пушистая, длинный нос хоботком из шерсти торчит.

Землеройка! Так вот кто пожаловал ко мне в гости — и, наверное, разогнал полевок. До этого встречать ее мне как-то не доводилось. Знаю, что это самый маленький и злобный хищник, что за сутки землеройка съедает пищи больше, чем весит сама. И вот это удивительное существо у меня в гостях!

Пристроил я банку на стол, положил в нее кусочек мяса, крошку масла, налил в полиэтиленовую пробку молока.

— Ну, — говорю, — будешь есть или очень уж я тебя напугал?

Ничуть не напугал. Только убрал руку, землеройка сейчас же направилась к еде, неторопливо обследовала все и принялась за угощение.

Вот так вдвоем мы Новый год и встретили. Я сидел у приемника и слушал праздничный концерт, рядом гуляла маленькая, круглая, как шарик, зверюшка и с аппетитом пила молоко со сливочным маслом вприкуску.

По берегам наших рек встречается землеройка, которая приспособилась жить чуть ли не в воде. А чего там не жить? Пусть морозы хоть пятьдесят, хоть шестьдесят градусов, температура воды никогда не упадет ниже нуля. Выкопай под обрывом норку, сделай в ней уютное гнездышко и можешь месяцами не показываться из-подо льда. Это только кажется, что весь лед лежит на воде. На самом деле под ним масса всяких пустот, гротов, пещер. И светло, и ветра нет, и никакой враг тебя сверху не схватит. А в воде полно ручейников, личинок всевозможных рыбок. Здесь тебе и стол и дом.

Если смотреть на незамерзшую реку сверху — вода в ней кажется очень темной, но если нырнуть и глянуть снизу — она светлая. Поэтому-то водяная землеройка — кутора, чтобы не быть заметной, окрашена в два цвета. Спинка у нее черная, а живот белый. Натуралисты такую окраску называют защитной.

Вокруг Пальцев у куторы имеется оторочка из жестких щетинок, отчего ее лапка напоминает настоящее весло. На хвосте тоже волосяная щеточка — это у зверька руль. Ушные раковины водяной землеройки развиты слабо, и их почти не видно в волосяном покрове. Кутора прекрасно ныряет, быстро плавает и вообще чувствует себя в воде не хуже рыбы.

Мне удалось познакомиться с куторой десять лет назад. Получилось так. Рядом с нашим поселком протекает незамерзающий даже в самые лютые морозы ручей. С омутками и перекатами, родниками и длинными зелеными водорослями. Жили в этом ручье маленькие верткие рыбки, которых мы называли лизунами. Ухи из лизунов не сваришь, а вот живец для рыбалки — лучше не надо. Кого только мы на них не ловили! Хариусов и налимов, щук и даже ленков.

Однажды в январе собрались мы за щуками к Зангезуровским озерам. Там этих хищниц развелось много. Прорубишь лунку, а они уже выглядывают. Правда, на блесну клюют неохотно. Ткнутся в приманку острым носом и неторопливо отплывают в сторону. Но стоит пустить под лед живца, все щуки наперегонки бросаются к добыче и, если леска надежная, через минуту самая проворная щука окажется на льду.

Побежал я к ручью за лизунами. Поставишь обыкновенный сачок в узком месте, затем палкой в водорослях поворошишь — все затаившиеся там рыбки прямо в сачок и влетают.

Я успел поймать десятка два вертлявых лизунов и вдруг вижу, прямо ко мне плывет какой-то серебристый шарик. Я его сачком — раз и накрыл. Заглядываю внутрь — какая-то мышка. Сама черная, а грудка белая как снег. Пингвин в миниатюре, да и только. Сидит себе и водит длинным носиком. Я ее в банку — и домой.