Николай Глебов - Колокольчик в тайге Страница 3

«Нет, тут что-то неладно, — пронеслось в голове охотника. — В глухой тайге и вдруг колокольчик?» — Файзулла дернул себя за ухо. Не ослышался ли? «Динь-динь», — неслось с горы. «Обожду, однако, стрелять».

Козел спустился в котловину и остановился: ветер донес до него запах человека. Васька, раздувая ноздри, втягивал в себя морозный воздух. Прогремел выстрел. «Динь-динь!» — поднимая вихри снега, козел помчался в пихтач. Файзулла выскочил из засады. Не промахнулся ли? Так и есть! Добежав до места где стоял Васька, он увидел на снегу клок шерсти. Мимо. Охотник продул ружье и направился к лошади. Через час он сидел в избе Мироныча и, обжигаясь горячим чаем, рассказывал:

— Смотрю, козел идет. Только хотел стрелять, слышу — колокольчик. Оглянулся, что такое? Почты нет, лошадей не видать. Вот, думаю, оказия. А колокольчик все звенит. Дай, думаю, выстрелю…

Лесник живо повернулся к рассказчику.

— Убил? — спросил он тревожно.

— Нет, промах дал. Колокольчик попутал.

Мироныч вздохнул с облегчением.

— Да ведь это мой козел, Файзулла. Осенью ребята привязали ему колокольчик. Васька это.

— Какой Васька?

— Да мой козел.

— Еман?[3]

— Да нет, не домашний, а дикий козел жил у меня с лета. Маленьким поймал его около перевала.

— Вот беда-то, пропал теперь козел! — хлопнул себя по колену Файзулла.

— Придет, — ответил уверенно лесник. — Пошатается и явится.

Охотник покачал головой:

— Однако, едва ли придет, зверь он лесной, воля ему нужна.

В апреле на лесных полянах появились первые пятна черной земли. Днем яркое солнце пригревало снежные горы, и вниз текли шумные ручьи. Но ночи по-прежнему были морозными. Настала гололедица — самый опасный враг всех животных. Тогда Васька пришел на заимку. Он сильно похудел. Ноги его были в крови. Не обращая внимания на собаку, козел покорно стоял возле калитки, как бы дожидаясь, когда ее откроет хозяин. Первой его увидела из окна Петровна.

— Иди, открывай ворота, бродяга твой явился. Должно, еле живой.

Лесник без шапки выскочил во двор и торопливо открыл калитку.

— Вася, Васенька, — поманил он козла. Тот стоял не двигаясь, тревожно поводя ушами.

Оставив калитку открытой, Мироныч поспешно влез на крышу и сбросил оттуда охапку сена.

— Ну, теперь я тебя, миляга, поймаю. Теперь я тебя перехитрю, — раструсив немного сена по дороге в сарай, он положил туда охапку и спрятался за угол. Козел неуверенно перешагнул порог калитки и, подбирая корм, вошел в сарай. Мироныч поспешно захлопнул за ним дверь.

Утром он снял с присмиревшего Васьки колокольчик и сказал:

— Будет, побаловались. А колокольчик-то почистить надо. — Старик поднес его к уху. «Динь-динь», — лицо Мироныча расплылось в улыбке.

— Отдыхай теперь, рысак, пока хозяева возвратятся.

Ребята приехали в мае. Из избы встречать внуков вышли Мироныч и Петровна.

Ксюша и Степанко, поцеловав бабушку и деда, побежали к Ваське, бродившему в это время по двору. Козел шарахнулся в сторону, топнул ногой.

— Ишь, сердится на тебя, почему, дескать, не поцеловал его, — ухмыльнулся дед.

Мальчик осторожно приблизился к своему другу и обнял его за шею.

— Вася, Васенька.

Козел не спеша боднул Степанка, как бы говоря: вот тебе за то, что долго не приезжал.

КОРКЫБАС И МОНКУЛЕЙ

© Издательство «Красный Курган», 1954 г.

Бедна растительностью полупустыня Курай. Лишь низкорослый чий да редкий полынник виднеются на ее низинах, и там охотно пасутся верблюды. В поисках добычи кружится над песками стервятник. Его огромные крылья черной тенью скользят по равнине. Завидев его, ныряют в глубокие норы толстые суслики; прячутся, зарываясь в песок, тушканчики; в страхе пищат маленькие серенькие мышки. Но вот зоркие глаза степного пирата заметили зверя. Он бежал, пригибаясь к пескам, и порой было трудно его отличить от серых камней, видневшихся отовсюду.

Это была манула — дикая кошка полупустыни, гроза больших и маленьких зверей. Заметив опасность, она метнулась к ближнему камню и замерла. Ее желтые глаза сузились — она приготовилась к защите. Крылатый хищник покружился, взмыл вверх и, сложив крылья, камнем бросился вниз. По телу кошки пробежал трепет. В один миг она оказалась на другой стороне камня. Птица заметила ее маневр и, выпустив на лету когти, ринулась на добычу. Манула сгорбилась и, когда когти стервятника коснулись ее пышного меха, она припала к земле — в когтях степного хищника оказался лишь клок ее шерсти. Подпрыгнув, кошка вцепилась острыми зубами в правое крыло птицы, раздался хруст костей, и орел перешел от нападения к защите. Он ударил здоровым крылом свирепую манулу и попытался взлететь, но кошка обрушилась на птицу. Полетели пух, перья, — и через несколько секунд стервятник был мертв. Победа мануле обошлась дорого. Огромная рана на животе заставила ее прилечь на горячий песок. Пролежав неподвижно несколько минут, манула поползла к своей норе. Добравшись до нее с трудом, кошка призывно мяукнула. Вскоре из расщелины камней выползли два котенка и, увидев мать, стали ласкаться к ней. Манула нежно облизала своих детенышей и, положив на передние лапы круглую, как шар, голову с маленькими стоячими ушками, затихла. Вечернее солнце пряталось за горы и, бросив прощальные лучи на равнину, скрылось за Башкаусом[4].

Поиграв недалеко от норы, котята вернулись к матери и, сунув свои носы в похолодевшее тело манулы, попятились. Котята почувствовали, что с матерью случилось что-то страшное, непонятное им. Ночь загнала осиротевших детенышей в нору.

Утром, в поисках отбившегося от стада верблюда, из междугорья в Курай выехал верхом старый пастух Батал. Солнце стояло уже высоко и немилосердно жгло. Было слышно, как свистели суслики, и порой над барханами проносились небольшие стайки птичек. Проезжая мимо камней, старик увидел кошку и легко соскочил с коня.

— Беркут распорол ей живот, — промолвил он, перевернув манулу на спину. — И котята, должно быть, есть. — Старый Батал внимательно осмотрел нору и завалил песком запасные выходы.

«На обратном пути надо заехать», — подумал он.

Через час после отъезда из норы показалась маленькая круглая головка, за ней вторая. Усевшись возле расщелины, котята беспокойно повели ушами: они почуяли незнакомый для них запах человека. Осторожно обойдя его следы, маленькие манулы напали на след мыши, который тонкой строчкой шел по песку. Манулы удалялись по следу в степь все дальше и дальше от норы, но неожиданно увидели какое-то большое двугорбое чудовище, которое, вытянув шею, неслось по равнине прямо на них. Следом за ним с криком, от которого в страхе замерли их сердца, мчался всадник. Котята прижались к земле.