Георгий Шайдаков - Трехлапая Страница 3

Дед Трошка, укрывшийся в кустах, знал, что волчица следит за ним, и навел двустволку на мешок. Волчица видела, как шевелились в мешке ее дети. Жалость и ярость кипели в ней. Она вымахнула на полянку к щенкам, но из кустов бухнуло. Что-то больно ударило ее в бок, потом бухнуло второй раз. Острая боль пронзила лапу. Волчица упала, затем вскочила и, прихрамывая, заковыляла в кусты, все дальше и дальше от этого страшного места.

Вечером, когда где-то на болоте надсадно кричали лягушки да дыркали коростели, волчица вылезла из зарослей папоротника и направилась к озеру. Ныла распухшая лапа, саднил бок. Волчица осторожно вошла в воду. Прохлада немного остудила пылающую лапу. Волчице стало легче. Тогда она легла и стала пить. Потом волчица встала, медленно вылезла на берег, осторожно, чтобы не тревожить раны, отряхнулась и кружным путем вышла к своему логову. Нашла след человека, унесшего ее волчат, дохромала до места, где ее сильно хватануло по боку, остановилась, обошла стороной поляну, вновь вышла на постылый след и попрыгала на трех лапах за ушедшим стариком. К полуночи она была у моста. Тут, постояв в раздумье, повернула назад. Не отсосанные соски набрякли и болели.

На дневку она ушла в пески. Там, под бугром, в зарослях краснотала, долго отрывала яму. Потом, лежа в прохладе, зубами выжимала сгустки крови и языком зализывала кровоточащие ранки.

День тянулся нескончаемо долго, а когда наконец солнышко закатилось, жара спала и синяя дымка тумана окутала лес, волчица выбралась из своего укрытия. Размялась, медленно вышла к речке. Со звоном ее облепили комары. Волчица поспешно напилась и снова побрела к яме. В песках комаров было меньше, и в полудреме она провела всю ночь.

Через две недели раны на боку зажили, а лапа болела только при быстрой ходьбе.

Поздней ночью волчица оказалась у речки и порысила вдоль берега. Дул легкий ветерок.

На западе, пока еще очень далеко, вспыхивали молнии приближающейся грозы. Волчица добежала до того места, где речку разделил на два рукава высокий зеленый остров. Здесь стояли низкие сараи, и ветерок доносил оттуда запах кроликов. Волчица прошла дальше и там, где невысокие камыши редели, переплыла протоку. Осторожно выбралась на берег, осмотрелась и медленно двинулась из-под ветра к крольчатнику. Наученная горьким опытом, она не торопилась, дважды обследовала сараи и, убедившись, что людей нет, смело приблизилась к забору. Прыгать через ограду не стала. Тронула лапой калитку, та без скрипа открылась. Во дворе было тихо. Только усилившийся ветер посвистывал в щелях дощатого забора. Волчица прошла под навес, где разместились клетки. Она уже знала, как открывать их. Нашла вертушку, ткнула ее лапой, дверца открылась. Волчица спокойно управилась с одним длинноухим, потом с другим — и так до тех пор, пока не наелась. Хлынул дождь, и волчица направилась к протоке. С рассветом она была уже далеко в песках.

Утром на ферме обнаружили пропажу кроликов. Долго ходили, искали следы, но дождь все смыл. На ночь оставили сторожа.

Прошло несколько дней, о краже забыли. Сторож с вечера, обойдя ферму, забирался в сторожку, ложился и спал до утра. И как-то, в пасмурную ночь, опять исчезло несколько кроликов. Сторож, древний дедок, ничего не видел и не слышал. После этого случая работники фермы стали дежурить сами, но стоило снять караулы, как вновь объявлялся неуловимый разбойник. И невдомек было людям, что волчица наловчилась, не обнаруживая себя, точно определять — можно или нельзя поужинать на крольчатнике.

Так продолжалось почти все лето. Приведенная сторожем собачонка, крепко напуганная волчицей, в первую же ночь сбежала и больше не пошла с дедом, как он ее ни уговаривал.

Казалось, против воровства были приняты все меры, но кролики продолжали исчезать.

Слухи об этом дошли и до деда Трошки. Он решил сам обследовать остров. Долго ходил вокруг фермы. Трава после дождей поднялась, и трудно было обнаружить хоть какой-либо след. И все-таки охотничье чутье подсказывало Трошке, что здесь по ночам орудовал зверь. Дед медленно прошел вдоль протоки, внимательно изучая берег. И там, где редели камыши, он заметил размытый отпечаток лапы. Трошка долго сидел на корточках, рассматривая его. Сомнений теперь не оставалось: кроликов таскает волк. В камышах охотник заметил тропку, ведущую к месту, где зверь переплывал речку.

Дед вернулся на крольчатник и объявил, что нашел вора, вернее, его следы. Работники фермы не очень-то поверили Трошке, им казалось невероятным, чтобы волк мог так ловко отпирать кроличьи клетки.

Дома Трошка достал капканы, протер их, подготовил и, погрузив в лодку, погреб к волчьей тропе. Там аккуратно установил капканы. Тяжелые обрубки дерева, которые на длинных цепях были прикованы к капканам, сунул в камыши и не спеша отплыл назад.

Дед Трошка хорошо знал волчьи повадки: рано или поздно зверь придет на свою тропу. Оставалось только ждать, а ждать Трошка умел.

В конце августа все чаще стали опускаться туманы, по утрам на травы ложилась обильная холодная роса. Уже не встречала волчица ни гнезд, ни слетков, которые летом легко попадали на зуб. Зайчата и те стали шустрее и научились крепко таиться.

Неудачи последних дней заставили ее на этот раз рано покинуть логово. Потемнело, накрапывал тихий, но холодный дождик. Волчица вышла из леса и направилась к стогам. Она промокла, и только размеренный бег согревал ее. У стогов ничего не добыла: ненастье и мышей загнало подальше в теплое сено. Тогда она быстро затрусила к острову. У своего перелаза через речку остановилась и, подняв голову, долго принюхивалась. Пахло только кроликами и дымом: сторож затопил печурку. Она еще некоторое время осматривала противоположную сторону. Сумерки сгустились, дождь сипел по камышам и воде. Где-то в вышине, пролетая, прокрякали утки, прокричала несколько раз выпь, и все стихло.

Волчица осторожно вошла в воду. Она хотела есть, а близость добычи ее торопила. Вода показалась более теплой, чем мокрая трава. Волчица смело шагнула вглубь, и в это время кто-то крепко вцепился в лапу. От неожиданности она подпрыгнула, стараясь выбраться на берег, но из камышей, шурша, что-то высунулось. От страха и боли волчица заметалась. Она несколько раз погрузилась с головой в воду, захлебываясь, чихая и кашляя, но лапа не высвобождалась. Чурбан, который ее напугал, уперся вдруг в берег и дальше не пускал. Волчица дернулась, пытаясь вырваться из капкана, но боль была так сильна, что заставила ее притихнуть на некоторое время. Лапа ныла. Волчица тихонько, по-собачьи, повизгивала, ее бил озноб. И вдруг она в ярости сорвалась с места, но намокший обрубок дерева был тяжел. С дикой злобой кинулась она на чурбак, забывая о боли, грызла его, набрасывалась на цепь, на капкан. Железо равнодушно позвякивало и не поддавалось.