Борис Левин - Еще один шаг Страница 30

— Болит! — стонал Валерка, и лицо его, худое, длинное, с ввалившимися глазами и тонким носом, вытянулось еще больше, а губы стали похожи на две узенькие синие резинки — они то растягивались, то сжимались.

Алешка мучился не меньше. Он все перепробовал, все, что было возможно, и вдруг его осенило: надо сварить кисель из черники! Во всякое время года, когда у кого-либо из детей заболевал живот, мама варила кисель и заставляла пить его целыми стаканами. Кисель?! Хорошо сказать — кисель. Но где возьмешь крахмал, сахар? А если без ничего? Будет компот, пусть кислый, но это лучше, чем обыкновенная вода. Нужно, не медля ни секунды, сбегать и набрать свежих ягод, принести воды и заварить компот.

Алешка схватил котелок, бросился к двери:

— Я сейчас.

Но дальше порога он не пошел. Валерка застонал снова:

— Куда т-ты?

— Я скоро.

— Я не хочу оставаться…

Алешка в отчаянии оглянулся: что делать? Придется взять и его с собой. Идти, поддерживать под локти, а там, где они увидят много ягод, остановиться. Там же они разведут и костер.

Двигались братья очень медленно. Несколько раз они отдыхали. Валерка почти висел на руке Алешки.

— Может, здесь? — шептал он.

— Дальше… Здесь ничего нет.

Еще утром, когда они ходили к месту ночного поединка, Алешка заметил, что за пригорком, влево от него, росла черника. Там Валерка полежит, отдохнет, а он насобирает ягод и разведет костер. Вон за тем бугорком. Надо только осилить его. А там ягоды, много ягод.

— Потерпи… Скоро уже. Ты же сильный, я знаю.

— Не могу, — хрипел Валерка, еле переставляя ноги. — Совсем нет терпенья.

— А ты все равно не сдавайся. Пионеры никогда не сдаются. Помнишь, какой был Володя Дубинин из Керчи? Он бы не сдался. И Валя Котик из Шепетовки такой был.

— Я не пионер, я еще маленький. Сам говорил.

— Тебя обязательно примут. Вот как вернемся, сразу и примут, увидишь… Я тебе свой галстук отдам. У меня два: один шелковый, а один сатиновый. Ты же знаешь. Я тебе шелковый отдам. Честное пионерское, отдам.

— А раньше не хотел давать. — Валерка устало раскрыл глаза.

— То раньше. А теперь отдам. Насовсем. Носи, сколько хошь.

Валерка ничего не ответил. Сжав зубы, он вдруг замычал от резкой боли, Алешка тотчас опустил его на траву.

Рядом висели гроздья черники, он сорвал их и сунул Валерке в рот.

— Ешь… Тут еще есть. А потом я больше принесу.

Валерка медленно, через силу, открыл рот, съел несколько ягод, потом еще.

— Ну как? — тормошил его Алешка. — Лучше тебе?

— Не тряси меня, — прошептал Валерка.

Несколько минут Алешка смотрел на брата, потом медленно и осторожно поднялся, оглянулся; оказывается, они взошли на бугорок. Значит, слева должна быть черника, надо скорее бежать, пока Валерка не начал стонать снова.

И он поковылял, спотыкаясь, то и дело оглядываясь, прислушиваясь.

Черника — вот она! Кажется, еще ни разу Алешка не видел столько черники и такой красивой, сочной, в голубом пушке.

Не мешкая, Алешка принялся за работу. Некоторые ягоды он раздавливал, и между пальцев брызгал густой сок, стекал на землю, на коленки, а он рвал и рвал и вдруг вспомнил, что забыл котелок. Теперь надо идти за ним. А как же Валерка?

Надо скорее взять котелок, набрать воды и вернуться…

Несколько минут Алешка стоит на месте, тяжело дышит, делает шаг вперед, еще один. Плывут перед глазами желтые круги, тянут и его за собой. Кажется, он тоже начнет так же, как они, кружиться.

Тропка медленно тянется между сосен, по сухим веткам. Ветки, иголки очень колют в пятки, залезают между пальцев.

Алешка медленно поднимается на пригорок и останавливается. Внизу хижина — всего сто шагов отсюда, далековато, но с пригорка идти легче, намного легче, чем под гору. Надо идти, надо торопиться, а он не двигается, только сильнее налегает на палку.

«ТАМ МОЙ БРАТ…»

Ураган появляется внезапно, можно подумать, он нарочно сидел за кустом и ждал, чтобы вот так неожиданно выскочить навстречу. Он подпрыгнул, лизнул мокрым языком лицо.

— Ураган! Где же ты пропадал?.. Грязи на тебе сколько… — говорил Алешка, но Ураган его не слушал. Вцепившись в рукав зубами, он настойчиво тащил Алешку за собой.

— Пусти. Порвешь совсем.

А Ураган не отпускал. Он тащил и тащил Алешку, тот упирался изо всех сил, недоумевая, что случилось с собакой, сердито отпихивал ее, замахнулся даже палкой и… опустил ее.

Из хижины вышел человек — в охотничьих сапогах, с ружьем на плече, с корзиной, и вместе с ним мальчик — в белой панаме, в коротких штанах и безрукавке; их опередила собака, совсем незнакомая…

От внезапно нахлынувшей слабости или от ветерка, потянувшего от Ромашкового болота, Алешка зашатался и упал бы, если бы не Ураган — мальчик почти лег на него; собака не двинулась с места, она стояла, пока не подошел старый охотник.

Дед Арсентий подхватил Алешку под руки, положил на траву.

— Вот так… Лежи пока… А я вот сейчас.

Расстегнув сумку, что висела сбоку, достал хлеб, флягу с водой; Алешка поднял руку:

— Там мой брат…

— Найдем… Не беспокойся.

Дед Арсентий ушел в том направлении, куда показал Алешка, и несколько минут спустя принес Валерку и положил его рядом с Алешкой.

— Вот так.

Братья молчали. Дед Арсентий, разрезая хлеб на узкие, тонкие ломтики, посматривал на мальчиков из-под седых кустистых бровей. Они пристально следили за его руками. Нарезав, дал каждому по кусочку:

— Ешьте.

И пока они ели, ничего не спрашивал. Ничего не спрашивал и Колька, сидевший рядом с дедом. Потом охотник дал им напиться из фляги. Спросил осторожно:

— Не Бояровы будете?

Алешка кивнул. Валерка потянулся за хлебом снова:

— Еще.

— Пожалуй, кусочек можно… Ну и ну.

Дед Арсентий разглядел и худобу ребят, и рваные рубашки, и побитые, вспухшие ноги, и тонкие, как спички, пальцы. Коля тоже внимательно смотрел на братьев и, когда кто-нибудь из них протягивал руку за хлебом, торопливо подсовывал его, а когда дед сказал «нельзя», отодвинул дальше. Дед Арсентий мягко, но решительно забрал хлеб и спрятал в сумку, сказав, что есть надо понемножку, а лучше потерпеть.

— Сколько ж вы, ребятки, в лесу-то пробыли?

— Не знаем, — ответил Алешка.

— А когда вышли из дому — помнишь?

— Красное число было… Десятое августа, кажется…

— А сегодня, стало быть, двадцать пятое… Ну и ну…

Дед Арсентий, не мешкая, перенес ребят в хижину, постелил им свежих веток, потом сказал, что уйдет в поселок, позвонит в Белозерск и скоро — часа через два, самое большее три — вернется с подводой.