Вячеслав Пальман - Там, за рекой Страница 31

Известняковый массив в глубине весь изрезан ходами. Их выточила просочившаяся вода.

Не отдельные пещеры, а лабиринт, которому нет конца. Бесконечная сеть проходов, галерей, залов, колодцев, тупиков, узких щелей с мокрыми стенками и широких коридоров с гулкими потолками, подземные ручьи, озера, изумительные натёки на полу и потолках и ещё множество всякого неизвестного, потому что никто сюда не забирался.

Даже опытные лесники и те могут по пальцам одной руки пересчитать найденные ими входы в этот таинственный мир, куда сами они не проникали.

Александру Сергеевичу повезло. По прихоти судьбы он обнаружил ещё один неизвестный ход.

Особого значения своей находке он не придал и, как мы знаем, спокойно уснул в балагане.

Можно понять браконьера Козинского, его страшную, прямо-таки бешеную ярость: по вине шалого медведя он остался в горах без необходимых вещей, а главное, без продуктов.

Беглец вернулся в своё логово, сел на спальный мешок и нахохлился. Возвращаться в лес около станицы сейчас незачем, к нему никто не выйдет.

Единственная надежда на винтовку. Ружьё прокормит. Но прежде чем стрелять, придётся отыскать соль.

Подумав, Козинский решил подняться выше и поискать соль в субальпийской зоне. Он знавал два-три солонца — места для сбрасывания грудок каменной соли. Может, остался кусок-другой с осени.

Не без грусти оглядел он свою берлогу. Такое уютное место! Поворошил прутиком золу в костре, заглянул в пустой котелок, потом на часы. Есть хочется, а под рукой даже корки хлебной нет. И ночь наступает.

Уснул он на голодный желудок; спал крайне беспокойно, чуть свет встал, злой и осунувшийся, поскорее забросил за спину ружьё, свернул постельный мешок и пошёл сквозь мокрый, притихший лес вверх по долине.

С каждым шагом подъем делался круче. Козинский задыхался, но лез напрямую. Он нервничал и срывал зло на ветках, которые то и дело загораживали дорогу: с сердцем ломал их, бросал и тихо, но грозно ругался. Скоро он выдохся окончательно, но тут сквозь белоствольный березняк проглянула поляна, и он понял, что достиг верхней границы леса.

На опушке внимательно осмотрелся и вспомнил, как называется это плато: Каменное море. Приходилось когда-то бывать.

Идти решил от одной заросли к другой, чтобы не оставаться подолгу на открытом месте. У лесников заповедника есть такая привычка: сядут в кустах, где повыше, и часами высматривают в бинокль. Козинскому только не хватает попасться на глаза лесной страже!

Когда впереди сквозь дождливую мглу на несколько минут выглянул тёмный массив Эштена, Козинский свернул левей к тому месту, где когда-то лежала соль. Через короткое время он скрылся в кустах, выглянул в сторону солонца и замер. Там топталась семейка оленей. Они спокойно лизали соль. Вот это встреча! Словно награда за утраченное.

Олени не проявляли беспокойства, а значит, нечего беспокоиться и ему. Звери почуют человека прежде, чем он. Видно, вблизи никого нет. Ну, если так…

Козинский осторожно снял затвор с предохранителя, просунул ствол в развилку берёзы и стал выбирать, кого ему стрелять. Он решил свалить вилорогого, который выделялся среди других осанкой и ростом. Около него все время прохаживалась старая, судя по впалым бокам и отвисшему животу, оленуха.

Перед ним стояло стадо Хобика. И опять преступник наметил в жертву именно его.

Козинский чувствовал себя не очень уверенно. Руки у него дрожали. Не удивительно. Столько пройти в гору, да ещё голодным. Он перевёл дыхание, поймал в прорезь правую лопатку Хобика с опущенной к земле головой и нажал на спуск.

Грохнул выстрел, не очень громко, потому что туман и влага в воздухе вязко держали звуки. Хобик в момент выстрела как раз переступил и поднял голову. Его прыжок на месте показался Козинскому просто гигантским. Оленя словно подбросило. В следующее мгновение он должен был грохнуться бездыханным. Но почему-то не упал, а снова, правда не таким резвым прыжком, отскочил в сторону, и тут Козинский увидел, как беспомощно дёргает ножками маленький ланчук, которого заслоняла главная цель. Он понял, что пуля нашла все-таки жертву.

Стадо бросилось врассыпную и через пять секунд исчезло. Козинский, не очень довольный собой, постоял в кустах, ещё раз осмотрелся и только тогда вышел.

У ланчука уже стекленели глаза. Кровь покрывала камни. Браконьер приподнял оленёнка за задние ножки и поволок. Потом бросил, вернулся, выбрал килограммовый кусок зализанной каменной соли и, опять забрав оленёнка, пошёл вниз, где лес погуще. Там освежевал тушку, брезгливо подумав, что мясо у молочного не больно хорошее. Но в теперешнем положении выбирать не приходилось. Вскоре над кустами поднялся дымок и запахло варёным.

А Хобик? Что с ним?

Пуля не миновала и его.

Когда он переступил с ноги на ногу, раздался выстрел; ему обожгло переднюю ляжку чуть выше колена, но, к счастью, затронуло только мякоть. Пуля прошла навылет, и бедняга-сеголеток, топтавшийся сзади, стал её жертвой.

Ох, какую боль, а главное — страх пережил Хобик! Он вгорячах словно ветер помчался прочь от солонца. Оленуха большими прыжками едва поспевала за ним. Кровь сочилась и капала из раны, её запах холодил сердце оленухи, она не отставала ни на шаг от своего приёмыша. Очень скоро Хобик почувствовал слабость, остановился и тут же лёг, недоуменно посматривая на ногу, которую жгло огнём. Оленуха потянулась к нему и осторожно лизнула рану. Хобик закрыл глаза.

В той стороне, откуда пришлось бежать, вновь раздался треск ветвей, Хобик пошевелился, чтобы встать. Но оленуха лишь уши выставила. Нет, не враг. Из кустов вырвалась ланка, чей оленёнок остался там. Бока её в тёмной испарине глубоко и часто подымались, ноги дрожали, в глазах застыли ужас и страдание. Пересиливая страх, она отстала от остальных; видела человека, бегала от куста к кусту, все ещё надеясь на чудо. Но когда убийца поволок жертву и она увидела, что именно у него в руках, то поняла случившееся и умчалась за стадом. А Хобик уже догадался, кто виновен во всем — в его боли и потере маленького: человек с ружьём.

Впервые в доверчивое сердце оленя заползал страх перед человеком вообще. Перед любым человеком. Вмиг оказались разрушенными все дружеские связи между ним и двуногим существом.

Видно, Козинский, утолив голод и прихватив с собой остатки мяса, подался в их сторону, потому что старая оленуха забеспокоилась, забегала вокруг Хобика, её волнение передалось ему; раненый с трудом поднялся и, припадая на правую ногу, поплёлся за ней.

Опытный браконьер, двигаясь следом за оленями, не мог не заметить пятен крови, окропившей зелёный лист и траву. Значит, тому, вилорогому, тоже попало.