Василий Юровских - Столешница Страница 33

— Кыш, кыш! — закричал и захлопал он в ладоши, и, сбивая воду упругими крыльями, стайка чернети поднялась на крыло. Окружнутся ли над Ситовным, родным гнездовьем? «Кэрр, кэрр!» — скомандовала утка, и вся семья кругами стала набирать высоту над озерком. В нем до дна высветлилась вода, забурел палками рогоз и запросвечивали тальники.

Ушел, скрылся из вида выводок Шадрина на юг, на большую воду озер. А как дальше? — весна напрок покажет. Должны вернуться на Ситовное чернети — нарядные, словно вороненые, белобокие селезни и скромные уточки с ними. И должен дожить-дождаться уток Иван, хотя сегодня его ломает всего, ноет багровая вмятина на бедре правой ноги, знобит «оживший» осколок под лопаткой…

О войне напомнили и школьники: пригласили бывшего сержанта запаса артиллериста Ивана Афанасьевича Шадрина на пионерский сбор. И жена, как только ребята убежали, достала из платяного шкафа темно-синий пиджак с орденами и медалями — почистить щеткой, хотя где ему и запылиться, не больно часто носится костюм — два-три раза в году. А и много ли их, годков, осталось в запасе у Шадрина? Днями вон проводили за город его тезку Ивана Петровича Бурдина. Скоропостижно скончался, в госпиталь на обследование поехал…

— Жив-живи, жив-живи! — очнулся Шадрин и сбоку — рукой дотянись — на него щурилась бойкая большая синица. Повертела белощекой головой и запорхала через Ситовное. «Ах ты, кроха! — усмехнулся Иван, и боль в теле с последней судорогой «ушла» в землю.

— Эко место… Доживем, с тобой вместе и перезимуем. Эко место!

Звериные грузди

Близь города в бору и березовом разнолесье не успели выбрать грузди-листопадники, как однажды в полночь пухло-густой снег укрыл и талую землю, и неслинявшие листья, и даже хромово-зеленые кустики брусничника. И хотя тепло держалось даже на полях, погода была «нерабочая» для старушки — гончей Лады. Пушистый снег забивал ее чутьистый нос, и зайцы почти не колобродили после утихшего на утреннике снегопада.

Пожалуй, одним козлам не касалась снежная заглубь! Они-то и избородили густяки-малинники да дикорослые травы на заброшенной кулиге-полоске. Им нечего и не от кого прятать: ни следы, ни самих себя.

Лада — не гонец «серой дичи», а все ж не удержалась и взяла след. Она без азарта вела нас по козлиным набродам, даже и не думала «отдать» голос. И вдруг у нас на виду гончая ахнула и крупно пошла из бора в тальниковое болотце. «Нервишки сдали, стареет», — усмехнулся приятель Дима, но к тройне толстых берез, откуда начался гон, мы все-таки подошли. Снег здесь был весь распушен и перемешан вместе с листьями и хвоей, а на открытом пятачке красовался здоровенный сухой груздь. Я и наклонился к нему, чтоб принести из зимнего леса не что-нибудь, а груздь-великан, одного достаточно на приличную груздянку.

— Не шевели! — крикнул приятель. — Ты что, не видишь, что груздь не наш, а звериный?

Неизвестно, кто первым учуял под снегом груздь, но что первым отведал-погрыз его заяц — не оставалось сомнения. Наверное, он бы и больше съел, да тут как тут табунок косуль. Зайке и находку жаль — больно вкусен и сладок груздь-крепыш, но вожак боднул рогами березу, и зайчишка заковылял в болото на тальниковую поросль.

Откудова ему знать, что лесное овечье стадо обзарится на открытый им груздь?

Козлы не только покусали готовый груздь: поковырялись копытами вокруг берез и навыворачивали груздей без малого на корзину. Велик соблазн — собрать их в рюкзак, а потом и слушать басовитый гон Лады. А она вон на второй круг взяла косого и ведь не куда-нибудь в кусты, сюда же и ведет ее беляк.

Мы затаились с Димой у берез и ждем — вот-вот покажется зайчишка! И он возник. А пока Лада распутывала «заячьи хитрости», косой поторчал пеньком у груздя, сунулся было раздвоенными губами к своей находке, но… Но тут гаркнула рассерженная Лада и косой унырнул в тальники.

Плохо грибничали мы летом с Димой: он болел, я рыбалкой увлекся. Вот бы в самый раз и принести домой свежих груздей, а не тех вон с веток-сушин на сосне, где грибник ли, а то и белка насадила для сушки.

— Нет, готовое совестно собирать, — решительно сказал Дима. — Зима обещается мягкой, земля талая, теплом дышит. Значит, грузди сохранятся, а если их позднее и подморозит, у козлов и зайцев зубы острые. Считай, что мы их угощаем, а? И никому не скажем, ладно?

Мне по душе пришлось Димино решение, и даже детский сговор на «тайну грибную» понравился. Ладно, пущай остаются зверью лесному аппетитно-хрустящие грузди — я все же откушал у корешка дольку. Прелесть!

С каким-то особенным настроением слушали мы голос Лады по зайцу-грибнику, и нет-нет да и возвращались к звериной столовой. Ну, мышки грызут обабки и белые грибы — дело привычное, лоси, говорят, мухоморами лечатся — ничего удивительного, их ныне и люди пустили на лекарство. Нередко, когда пас коров или овечек, видел, с какой жоркостью едят они грузди. Коровенки, те, как свиньи, даже роются в поисках груздей.

Наша поскотина у мамы на родине в Уксянке — вся в лесу на угоре. Иные уксянцы даже «вопрос поднимали» — перенести пастьбу скота в другое место, иначе без груздей люди останутся. Но странное дело: спор вроде и серьезен, а груздей-то не убывает, они на лесной поскотине ежегодно перерастают — не успевают уксянцы их таскать-перетаскать.

…Около новогодья, когда снег «нарос» до колен, мы ради интереса завернули на знакомое место. Торная козлиная тропа привела нас к березам-тройням, где было так чисто и плотно утоловано, будто бы с неба не свалилось ни одной снежинки. Того груздя поминай как звали! Но на снежной скатерти-самобранке не было недостатка в грибах. И кто тут только не побывал, кроме козлов и зайцев! Порхнул на осину большой пестрый дятел, крутилась недоуменно синичья стайка, проходила лиса и… не нашла же, псина, другого места — брызнула на белизну самобранки!

Дима срезал охотничьим ножом лисью метку и засыпал свежим снегом. И тут же из тальников запотрескивала сорока, а черный ворон ничего лучшего не придумал — гаркнул на весь бор:

— Укр-ра-ли, украли!

— По себе людей не судят, — резюмировал Дима.

Пока рассуждали о вороне, Лада уверенно подняла старожила-зайца и тот взял привычный круг: через борок к Смолокурке, оттуда густяком к своей столовой. Хотя сейчас и не было ему нужды проверять наличие груздей. Их вполне хватит до весны, а то и до свежего нароста. И пусть не каркает ворона, не возводит напраслину не только на нас, а и на птиц.

Эвон большая синица свесила черно-синюю головку с ветки и вторит гаичке:

— Мы — не ели, мы — не ели!