Сигнал бедствия. Авантюрист Депар. Охотничьи досуги. - Майн Рид Страница 34

Он взял ее за руку и отвел в сторону. Точно так же поступил Кальдерон с Иньесой.

— Донья Кармен! — говорит Лара. — Вы мне сделали зло.

— Как так? — спрашивает она, брезгливо освобождая руку.

— А так, что влюбили меня в себя, внушив мне мысль, что моя любовь пользуется взаимностью.

— Вы лжете!

— Никогда я не делал ничего подобного! Вы сами лжете, донья Кармен! Это первая ваша вина. Вторая та, что вы отвергли меня, когда я вам надоел. Как видите, мы снова соединены и уже не расстанемся, пока я не отблагодарю вас за все. Когда-то я вам намекнул, а теперь скажу прямо, что вы глубоко ошиблись, вообразив, что можно безнаказанно оскорблять Франциско Лару.

— Никогда я не оскорбляла вас! Но чего вы хотите? Если вы не дьявол, а человек, то сжальтесь надо мной! Что вам нужно от меня?

— Ничего, что бы оправдывало ваше отчаяние и ваши возгласы. Я привез вас сюда — не отрицаю, что это сделал я, — с единственной целью, чтобы доказать вам мое расположение и не быть зависимым от вашего. В этом вообще моя месть. Словом, не имея достаточно времени для объяснений, я прямо говорю вам: я желаю, чтобы вы были моей женой. Я этого хочу, и это будет!

— Вашей женой?

— Да, моей женой. Незачем делать вид, что вы изумляетесь, и притворяться, что вы глубоко потрясены. Бесполезно также сопротивляться. Мое решение неизменно. Вы будете моей женой!

— Женой убийцы моего отца! Да лучше смерть, негодяй! Я в ваших руках! Убивайте меня!

— Это все я отлично знаю без ваших слов. Убивать вас я не собираюсь. Напротив, я желаю, чтобы вы остались живы, и хочу посмотреть, какой женой вы будете. Если вы окажетесь ласковой и доброй, мы благополучно проживем до конца наших дней. А если мой брак будет неудачен, я могу вернуть вам свободу и тем способом, на который вы изъявите свое согласие. По истечении медового месяца я предложу вам выбор. Так вот вам мои условия, донья Кармен.

Оскорбленная девушка стояла молча, переполненная негодованием и уверенная, что говорить бесполезно. Гнев ее не имеет границ. Но вместе с тем она охвачена страхом и трепещет. Что ее ждет — смерть или бесчестие?..

Негодяй повторяет свое предложение, и она восклицает в отчаянии:

— Убейте меня, убейте меня!

Почти в тех же словах и тем же тоном отвечает Иньеса своему недостойному обожателю.

Вслед за тем воцаряется молчание. Переждав немного, Лара говорит за себя и за своего приятеля:

— Сударыни, мы уходим, а вы можете ложиться спать. Отдохнув, вы, надеюсь, станете разумнее. Обдумайте наши предложения. Примите, однако, к сведению, что уйти вам от нас удастся не иначе, как поменяв свои фамилии на наши. Вам не придется стыдиться за фамилию одного из древнейших родов в Калифорнии. До приятного свидания!

Кальдерон повторяет его слова. Оба отодвигают парусиновый занавес и скрываются во мраке.

Глава LIV

В ОКЕАНЕ

Ночь в Великом океане сменилась рассветом. Из-за высот Средних Кордильер показывается золотой шар, лаская своими лучами водную поверхность и далеко во все стороны проливая свет.

Тот, кто кинул бы взор на запад от этого обширного водного пространства, увидел бы картину, с которой незнаком был даже Бальбоа[3].

Когда-то здесь плавали только рыбацкие челны и робко двигались вдоль берега индейские пироги. А теперь от края до края, всюду, где только простирается море, видны исполинские суда с огромными белыми парусами, и время от времени появляется, весь в клубах черного дыма, пароход.

В это утро видно только одно судно. Оно идет прямо в открытое море, как будто только что покинуло землю. Едва солнце рассеяло ночной мрак, оно все вырисовалось на фоне синих волн, как белые крылья чайки. В подзорную трубу можно было бы разглядеть шхуну и даже прочесть на корме ее название — «Кондор».

Тот, кто мог бы перенестись на палубу этого судна, был бы изумлен, потому что там царило полное безлюдье. Даже у руля нет никого. А между тем шхуна идет на раскрытых парусах. Не видно ни души, если не считать двух рыжеволосых обезьян.

Не знакомый с тем, что тут случилось, заметил бы также пустые помещения матросов, раскрытые ящики и разбросанную повсюду рухлядь. Не меньше изумился бы он, увидев негра, неподвижно сидящего на скамье в камбузе. А если бы он спустился в рубку, то был бы поражен роскошно сервированным столом с сидящими за ним людьми, на лицах которых написано отчаяние.

На чилийской шхуне все выглядело именно так.

Ужасную ночь пережили трое несчастных, покинутых на «Кондоре».

Они терзались размышлениями, более мучительными, чем их собственные страдания.

Бывший землевладелец мучился тем, что лишился золота, но страдал при одном воспоминании о тех раздирающих душу криках, которые донеслись до него сверху. Эти крики свидетельствовали, что у него похитили нечто более драгоценное. Его дочь и внучка попали в руки негодяев, и так как крики послышались и смолкли мгновенно, то можно было предположить, что их пресекла смерть.

Дон Грегорио даже желал, чтобы их постигла такая страшная участь. Смерть лучше той жизни, которая предстоит девушкам у разбойников. Старший помощник капитана, на их несчастье, вероятно, убит. Быть может, он хотел защитить их?

Доверчивому капитану даже не приходит в голову мысль, чтобы его помощник не постоял за него. А дон Грегорио не может подозревать в измене того, кого рекомендовали ему как самого верного и надежного из людей.

Вдруг голос Гарри Блью донесся до них. Страйкер, один из бунтовщиков, позвал его, и он откликнулся. Затем сквозь окна донеслись еще слова старшего помощника. Капитан и дон Грегорио продолжали прислушиваться. Вот глухо застучали о борт, вот трение весел в уключинах и их равномерный плеск по воде, который становится все слабее по мере того как шлюпка удаляется.

На шхуне водворяется мертвая тишина, как ночью на кладбище.

Дон Грегорио сидел лицом к окнам. Когда поднимался нос шхуны, а корма опускалась, часть моря открывалась перед ним. На его гладкой и светлой поверхности он видел что-то темное, уходящее вдаль. Это была шлюпка. Она была полна людей,