Иржи Кршенек - Длинные уши в траве. История косули Рыжки Страница 35

— Мамочка, грабли, мамочка…

Бабушка, услышав, помчалась в курятник за железными граблями на длинном черенке, дядюшка сбросил с головы траву и сразу же ухватился за грабли.

Мы тащили его из воды, а это было непросто, ведь ил ужасно вязкий и какой-то синеватый, но в конце концов нам удалось дядюшку вытащить, хотя его резиновые сапоги остались под водой.

С веслами и с одним сапогом папка подплыл ко второму мостику, мы помогли ему выйти из воды, он молчал, тяжело дышал, как Рыжка после долгого бега, и у него все еще дрожал подбородок. А потом он закричал:

— Документы, документы, сплошной гуляш будет!

И, схватив грабли, помчался к мостику и стал там шарить в трясине, пока не выловил за лямку рюкзак с запасными деталями и рыболовными документами.

Бабушка стояла на стуле и поливала из лейки трясущегося дядюшку — он был в одних трусах. Дядюшка стучал зубами и тер себе икры, а на лысине у него набрякла фиолетовая шишка. Папка тоже быстро разделся, вылил из лодки воду и помчался на ней по реке за шляпами, которые двигались к плотине и, казалось, о чем-то разговаривали — так близко друг от друга они плыли.

Немного погодя на веревке сушились рыболовные билеты, удочки, катушки, а на колоде для рубки дров лежали три резиновых сапога — тот, который потерял дядюшка, пока не нашелся. Дядюшка сидел на ступеньках дачки в старом махровом халате, подпоясанном веревкой, покашливал и прижимал к шишке разрезанную луковицу. Было очень занятно, что папка с дядюшкой совсем не перебраниваются и друг друга ни в чем не упрекают. Папка прохаживался возле сушилки и глядел на рыболовные билеты, которые ему пришлось выполоскать в чистой воде, а когда он увидел, как билеты скрючиваются и листики сморщиваются, стал вздыхать и приговаривать:

— Ну и гуляш, ну и гуляш!

Вода у мостика очистилась, к берегу слетелись синицы и стали собирать рассыпанные рожки и овсяные хлопья, и повсюду была такая тишь и гладь, что казалось, вообще ничего не случилось.

Под вечер, около пяти, пришла Рыжка и задержалась до шести, кашу всю не съела, оставила немного на дне, а когда мама сполоснула миску и отправилась пропалывать розы, Рыжка пошла за ней и все время вертелась около клумбы, нюхала землю, а иногда лакомилась каким-нибудь корешком — песок так и скрипел у нее на зубах.

Ивча носила на клумбы землю из кротовых кочек, и бабушка ее хвалила.

— Ну и сильная же наша Иванка, батюшки мои! Она целое ведро кротовых кочек запросто поднимает.

Дядюшка налепил на шишку пластырь и стал мазать олифой курятник, бабушка на это просто обожает смотреть, она говорит, что даже крохотный домик требует за собой ухода, только и знай поворачивайся.

Папка пошел к маме и спросил ее, как обстоят дела с прощальной ухой.

— Думается, с лодкой вы уже попрощались. Что ни говори, это был чудесный спектакль.

— Допустим, — буркнул папка. — Не знаю только, что бы делала ты и где было бы твое достоинство, если бы летела вниз головой в трясину, да еще вдобавок тебя бы прихлопнула лодка. Не выплыви я из-под нее, кто знает, чем бы все кончилось.

Мама больше ничего не сказала, но я заметила, что у нее как-то странно дергаются губы, как всегда, когда ей хочется громко рассмеяться, а она сдерживается. Я посмотрела на папку и поняла, что он еще не вполне опомнился после этого сальто-мортале, и поэтому сказала:

— А что, если нам, мамочка, сварить суп из мясных консервов? В котелке, с картошкой и шпиком, с натертыми обжаренными овощами.

Рыжка присеменила к папке и потерлась головой о его колено. Папка погладил ее по ушам и проговорил:

— Такой суп и я бы поел.

— Тогда принесите дров, — сказала мама.

Должно быть, она хотела еще что-то добавить, но, когда увидела дядюшку, стоявшего у домика с кистью и с банкой олифы в руках, с пластырем на голове, губы у нее скривились, и она быстро начала полоть.

Папка заметил это и состроил гримасу:

— Тебе все хиханьки да хаханьки! В болоте ты бы враз перестала смеяться.

— А мне что, плакать? — спросила мама.

Дядюшка наверняка слышал их разговор, но молчал и размахивал кистью.

Я сказала Ивче, что мы пойдем вместе за дровами, но ей явно не хотелось. Она обнаружила в поленнице паутину с зеленым пауком и пыталась поймать какую-нибудь мушку, чтобы скормить ему.

— С нами и Рыжка пойдет, — заманивала я ее.

— Она все равно слушает только маму, — сказала Ивча. — А как стала ходить спать в лес, и вовсе делает что хочет.

Ивча, должно быть, потому была не в настроении, что вспомнила о школе.

— Если не пойдешь собирать дрова, не получишь супа из котелка, — пригрозила я.

— А я и не хочу никакого супа. Я вообще ничего не хочу, мне ничего не нужно. Суп — цыпки.

— Ах так? А как сварится, первая же полезешь с миской.

— Потому что я маленькая, — обрезала меня Ивча. — Захочу, сама разведу костер и сварю тебе суп. А ты иди отсюда. Чего все время ходишь вокруг меня и все выспрашиваешь, только пауков пугаешь!

С ней совсем не было сладу. Вечером она мне сказала:

— Знаешь, а Рыжка ужасно неблагодарная косуля. Это несправедливо.

— Что несправедливо?

— Мы ее вырастили и все для нее делали, а теперь, когда она большая и все умеет, она убегает в лес и приходит только за кашей.

— Ты бы хотела, чтоб она оставалась дома?

— Конечно, — ответила Ивча. — Я бы ходила с ней в школу и в магазин. Она и по лестнице умеет ходить. Я заметила это, когда она шла от реки.

— Но ведь для нее дом здесь, в лесу, — сказала я Ивче. — У нее другой родной дом, чем у нас. Только ты можешь такое выдумать — ходить с косулей в школу. Надо же!

— А ты радуешься, что она все время в лесу? Скажи мне, только не ври. Ты радуешься или нет?

— И да и нет, — ответила я по правде.

— А все-таки — да или нет? — не отставала Ивча.

— Я же ясно тебе говорю: и радуюсь и не радуюсь, — повторила я. — Но это все равно не имеет значения, вот.

Ивча задумалась.

— Знаешь, Ганка, мне кажется, Рыжка что-то слышит из леса, — сказала она чуть погодя уже совершенно другим голосом. — Она, наверное, слышит из леса какие-то звуки, которые могут слышать только косули. Лес, наверное, кричит ей: «Рыжка, иди домой, вернись к другим зверятам, будешь с ними играть!» Думаешь, это невозможно?

— Думаю, возможно, — ответила я. — А иначе почему ее так тянет в лес? У нас же она все имела, все, что душе угодно.

— Мне тоже иногда ночью кажется, что я слышу, как лес зовет. А тебе нет?

— Не знаю, — сказала я.

Ивча влезла ко мне в кровать и прижалась к моему плечу.