Эдуард Шим - Рассказы и сказки Страница 36

— Лисица, Лисица, вон охотник идёт! Он тебя увидит.

— А я за кустичек, за пригорочек.

— А он тебя по следам найдёт.

— А я след запутаю, петельками завяжу.

— А он распутает.

— А я по заячьему следу побегу, по волчьему, по дороге наезженной, по тропинке утоптанной. Моих следов и не останется.

А я ему тогда закричу, где ты спряталась!

— А он понапрасну поищет-поищет, устанет да со злости в тебя, Сороку, и выпалит. Будешь знать, как ябедничать!

— Никак мышь в сарай пробежала? Сейчас я её схвачу!

— Вот глупый Кот! Я тебе не мышь.

— А кто же ты?

— Я зверь Горностай. Сам мышей ловлю. Да получше тебя!

— Куда тебе, недомерочку!

— Это я недомерочек?! Уноси ноги, покуда цел, а то и тебя не помилую!

— Мяу-у!!.

Росли на огороде злые сорняки — мохнатый Чертополох, серая Лебеда и жгучая Крапива. Росли и воевали с огородными овощами. Расталкивают всех, лучшие места себе захватывают, соки из земли тянут. Совсем забили овощь огородную!

Пришли колхозники, стали грядки пропалывать. А сорняки хитрые — их сразу не выведешь!

Чертополох говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я — под забор! Там и схоронюсь. Лебеда говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я — в канаву. Там и уцелею.

Крапива говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я в кусты! Там и продержусь.

Много раз пропалывали огород колхозники, осенью лопатами перекопали, всю землю перевернули. А сорняки-то — вон они! Выжили. Кто в придорожной канаве сидит, кто под забором схоронился, кто в кустах спрятался. А одна серая Лебеда аж на крышу сарая забралась. Растёт-цветёт, посмеивается: «Всех вокруг листика обвела».

Осенью созрели у сорняков семена — многое множество. У Чертополоха, наверно, тыщи, у Крапивы, наверное, тыщи тыщ, а у Лебеды и вовсе тьма-тьмущая!

Обрадовались сорняки, загордились.

Чертополох говорит:

— Весной рассею семена, все грядки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!

Крапива говорит:

— Весной рассею семена, все огороды заполоню. Уж тогда-то со мною никто не справится!

Лебеда говорит:

— Весной рассею семена, все поля, дороги и тропки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!

Да только — не вышло.

Едва первый снег землю укрыл, появились на огородах новые работники. И ну пропалывать сорняки! Ни одного не пропускают. Повыдёргивали семена и у Чертополоха, который под забором сидел, и у Крапивы, что в кустах пряталась. И даже Лебеду, что на крыше росла, — и ту обчистили до зёрнышка.

Не расти теперь сорнякам, не засорять землю! Добрый будет в новом году урожай.

А кто помог?

Да птички-невелички: щеглы, снегири, подорожнички. Ведь они и зимой на полях трудятся.

Была у меня, Медведя, ха-арошая берлога на острове. Очень я удобно устроился — в яме, под корнями ёлки, в самой что ни на есть чаще…

Зиму спокойно отоспал, никто не потревожил.

Весной вылез я, побрёл пропитания искать. Захотел с острова на речной берег перебраться, да гляжу — вода мутная, холодная, боязно в неё лезть.

Пошатался я по острову и сыскал мостик. Через речку берёза поваленная лежит. Хоть и тонкая, прогибается, но пройти можно.

Топ-топ-топ! — прошагал я по берёзе. Вылез на берег и радуюсь: даже когтей не замочил!

Миновало лето, осень вернулась. Опять пора мне в берлогу заваливаться. Иду я по речному берегу, попалась мне поваленная берёза — и вспомнил я про жильё на острове. Снова, — думаю, — надо туда вернуться, лучше места не сыщешь.

Топ-топ-топ! — зашагал я по берёзе. Уже смело шагаю, второй-то раз привычно идти.

До середины не дошёл ещё, а берёза — хрусь! — и напополам. Обломки — в речку, я — в речку, только брызги поднялись!..

Не рассчитал я… Весной-то был тощий, лёгкий, берёза и выдержала. А за лето я откормился, одного сала пуда три на себе нёс. Вот и провалился на мостике…

Но и то сказать: как рассчитаешь? Взвешиваться-то мне негде было!

С каждым днём в лесу холоднее. Дуют ветры-листодёры, тёмные тучи по небу ползут, крупа снежная сыплется, на озёрках да речках ледок звенит.

Хоть не зима ещё, только зазимье, — а всё равно житьишко не сладкое!

Плачет малый Мышонок на моховой кочке:

— Ай, зябко, ай, дрожь пробирает! Лапки холодные, шубка мокрая, голый хвостик совсем застыл… Хочу опять лета красного!

— Глупый! — смеётся Белка с берёзы. — Откуда же взяться лету? Оно далеко-далеко теперь, за синими морями, за высокими горами. Только птицы и могут до него долететь, а нам с тобой не добраться.

— Всё равно хочу! — говорит Мышонок. — И сейчас же пойду лето красное искать!

— Куда тебе! Ты же маленький, слабенький!

— А я попутчика большого да сильного возьму!

Спустился Мышонок с кочки, побежал по лесу. Лежит в чащобе ёлка вывороченная, под корнями у неё — медвежья берлога. Подбежал Мышонок, кричит:

— Эй, Медведь!

— Раздаётся из берлоги:

— Х-р-р-р-п-п-х-х-х!..

— Проснись, Медведь, — кричит Мышонок, — а то за нос кусну!

— Хр-р-р-п-х-х-х!.. Чего тебе?

— Ты большой да сильный, пойдём со мной лето красное искать!

— Тьфу ты, — Медведь говорит, — стоило меня будить из-за этого… Кыш отсюда! Берлога у меня глубокая, еловые лапы мягкие, мне и так хорошо.

Поворотился, половчее улёгся и опять глаза сожмурил.

Нет, не сговоришься с Медведем, — побежал Мышонок дальше.

Растут на песчаном бугре сосенки, под ними ход чернеет — барсучья нора. Из норы слышно посапыванье:

— Туф-туф-пссс…

— Эй, Барсук, — Мышонок кричит, — проснись! Сейчас же проснись, а то укушу!

— Туф-туф-пссс… Ну, чего там ещё?

— Барсук, ты большой да сильный, пойдём со мной лето красное искать!

— Ишь ты, — Барсук говорит, — чего выдумал… Да как ты смел меня беспокоить?! Лето ему понадобилось… У меня в бока не дует, надо мной не каплет, мне и так хорошо. Брысь!

Нет, не сговоришься с Барсуком, — побежал Мышонок дальше. Стоит на краю поляны высокий клён, меж корней у него ямка. Натасканы в ямку листики, листики. — Ёж себе спаленку состроил.

— Эй, Ёж! — Мышонок кричит. — Проснись! Сию минуту проснись, а то покусаю!

Зашевелились листики, ежиная мордочка показалась.

— В чём дело, что за писк?

— Ёж, ты всё-таки большой, ты всё-таки сильный, идём со мной лето красное искать!

— Эх, кабы не лень подниматься, — Ёж говорит, — какую бы я тебе трёпку задал! Уж как бы я тебя напугал-настращал, прямо — до смерти! У меня в ямке славненько, в листиках — тёпленько, а ты меня будить вздумал… Скройся с глаз, пока цел!