Джеральд Даррелл - Под пологом пьяного леса Страница 37

Пока Джеки ходила за ножом, я обошел дерево, проверяя, нет ли у дупла другого выхода, но не обнаружил его. Когда Джеки вернулась с мачете, я быстро срезал длинное тонкое деревце и снял с себя рубашку.

— Что ты собираешься делать?

— Надо как-то заткнуть дупло, пока я не заберусь наверх, — объяснил я, быстро скатывая рубашку в клубок и привязывая ее к вершине шеста. Осторожно подойдя к дереву с этой самодельной затычкой, я подвел ее к дуплу и резким толчком закупорил его.

—Держи так, пока я буду подниматься, — сказал я Джеки, передал ей шест и, вскарабкавшись вверх по стволу дерева, неустойчиво взгромоздился на обломанный сук вблизи того места, где красовалась моя скомканная рубашка. Осторожно, не открывая входного отверстия, я просунул руку в дупло и начал его обшаривать. К счастью, оно оказалось совсем неглубоким, и я скоро почувствовал мягкие удары крыльев птицы. Я ухватил рукой туловище совы, оно было таким маленьким, что я даже усомнился, не принял ли я за сову какую-либо другую птицу. Но в этот момент маленький загнутый клювик больно вонзился в мой большой палец, и я понял, что не ошибся. Я вытащил из дупла руку с зажатой в ней взъерошенной маленькой птичкой, возмущенно смотревшей на меня из моего кулака.

— Поймал! — торжествующе крикнул я. В тот же момент сук, на котором я стоял, обломился, и я вместе со своей добычей полетел на землю. К счастью, я упал на спину, держа сову в вытянутой руке, так что для нее все обошлось благополучно. Джеки помогла мне встать, и я показал ей добычу.

— Это птенец? — спросила она, зачарованно глядя на сову.

— Нет, это просто карлик.

— Неужели это взрослая птица? — недоверчиво спросила Джеки, глядя на нахохлившуюся птичку-невеличку, которая сверкала глазами и щелкала клювом с забавным видом разгневанного лилипута.

— Да, это вполне взрослая птица. Это одна из самых маленьких сов в мире. А теперь достанем из повозки ящик и посадим ее туда.

Мы поместили сову в ящик, затянутый проволочной сеткой. Мохнатый клубочек перьев развернулся, и мы увидели, что сова имеет в длину около четырех с половиной дюймов. Издав тихое, хриплое чириканье, птичка принялась приводить в порядок свое растрепанное оперение. Спинка и головка совы были яркого темно-шоколадного цвета с крохотными серыми крапинками, кремово-серая грудка была испещрена черными полосками. Погонщик волов не меньше нас был очарован этой птичкой и принялся пространно объяснять мне, что местные жители называют этих сов четырехглазыми. Меня это несколько озадачило, и тогда возчик постучал по деревянной стенке ящика. Когда сова обернулась на звук, я увидел у нее на затылке два серых кружка, отчетливо выделявшихся на темно-шоколадном оперении и действительно очень напоминавших пару широко раскрытых глаз.

Мы все еще любовались совой, когда вновь появился проводник, весь мокрый и облепленный москитами; он взволнованно сообщил нам, что нашел змею. До нее было примерно полмили, она лежала на подстилке из водорослей, плававших на поверхности воды, почти у самого края болота. К ней нужно было подкрадываться незаметно, так как, обнаружив наше приближение, она успела бы доползти до ближайших деревьев, а искать анаконду в густых, колючих зарослях почти безнадежное занятие. Мы отправились в путь и, когда, по расчетам проводника, были уже близко от змеи, велели погонщику взять правее к выбранному нами удобному наблюдательному пункту, а сами продолжали идти вперед. Здесь, почти у края, болото было довольно мелким и не таким заросшим, но дно было неровное, и лошади все время спотыкались. Я понял, что, если змея попытается спастись бегством, я не смогу преследовать ее верхом, так как скачка по такому болоту равносильна самоубийству. Таким образом, придется догонять змею пешком, и тут мне впервые пришла в голову мысль: а вдруг змея действительно так велика, как ее описывал наш проводник.

К сожалению, змея заметила нас раньше, чем мы ее. Проводник внезапно вскрикнул и вытянул руку вперед. Футах в пятидесяти от нас на разводье между двумя огромными ворохами плавучих растений я увидел загзагообразную рябь, быстро двигавшуюся по направлению к лесу. Произнеся краткую молитву, чтобы змея оказалась не настолько велика, чтобы с ней не мог справиться один человек, я бросил поводья моего коня проводнику, схватил мешок и спрыгнул в тепловатую воду. Двигаться по колено в воде трудно при любых условиях, а в разгар тропического дня это вообще одно из тех безрассудств, которые может себе позволить только зверолов. Я жал изо всех сил, пот лил с меня так, что даже москиты не рисковали садиться на мое лицо, между тем зигзагообразная полоса ряби быстро приближалась к берегу. Я был футах в тридцати от берега, когда глянцевитая, черно-желтая анаконда выбралась из воды и начала уползать в высокую траву. Сделав отчаянный рывок, я запутался в стеблях водяных растений и упал лицом в воду. Когда я снова встал на ноги, анаконда уже исчезла. Проклиная все на свете, я вышел на берег и побрел в том направлении, куда уползла змея, надеясь найти ее по следу на траве. Не успел я пройти и шести футов, как из небольшого куста ко мне метнулась тупая голова с разинутой пастью; я отскочил от нее как ошпаренный. Под кустом лежала анаконда, пятнистое туловище которой так удачно сливалось с окружающим фоном, что в первый момент я просто не заметил ее. После сытного обеда змее, вероятно, было так же трудно передвигаться по болоту, как и мне, и, добравшись до травы, она решила отдохнуть. Лишь когда я почти наступил на нее, она вынуждена была начать борьбу.

Почти в каждой книге о Южной Америке автор рано или поздно (а в некоторых книгах в каждой главе) сталкивается с анакондой. В этих описаниях анаконда обычно достигает в длину от сорока до ста пятидесяти футов, несмотря на то что крупнейшая анаконда, которая когда-либо была достоверно измерена, не превышала тридцати футов. Анаконда обязательно нападает на автора, на протяжении трех-четырех страниц он вырывается из ее мощных объятий, покуда не исхитряется пристрелить ее из своего верного револьвера либо ее закалывает копьем его верный индеец. Ну а теперь, рискуя заслужить репутацию либо шарлатана, либо чудовищной скромности человека, я должен описать и свою собственную схватку с анакондой.

Начать с того, что анаконда кинулась на меня довольно вяло. Она вовсе не собиралась бросить мне вызов на смертный бой, а лишь метнулась ко мне с разинутой пастью в слабой надежде на то, что я испугаюсь и оставлю ее спокойно переваривать курицу. Сделав этот выпад и подтвердив установившуюся за ее родом репутацию свирепости и воинственности, анаконда свернулась под кустом в тугой узел и теперь лежала, тихо и, я бы сказал, жалобно шипя. Тут мне очень пригодилась бы какая-нибудь палка, но до ближайших кустов было довольно далеко, а я боялся оставить змею. Несколько раз я махал мешком перед ее головой, рассчитывая на то, что анаконда бросится на него и ее зубы застрянут в ткани, — этот способ я не без успеха применял ранее при ловле змей. Но анаконда лишь спрятала голову пол свои кольца да зашипела чуточку погромче. Я решил, что не сумею обойтись без посторонней помощи, и, обернувшись, начал отчаянно размахивать руками, подзывая проводника, стоявшего с лошадьми посреди болота. Сперва он не хотел подходить ближе и только приветливо махал рукой в ответ, но увидев, что я начинаю сердиться, направился с лошадьми в мою сторону. Снова повернувшись к кусту, я увидел лишь, что хвост зловредной, свирепой и страшной анаконды поспешно скрывается в траве. Мне осталось только подбежать к змее, схватить ее за конец хвоста и оттащить на прежнее место.