Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле Страница 37

У Джо есть ещё и второе имя — Пауль. Это имя он просто так просил занести в книгу во время переписи населения французской администрацией. Имя ему очень нравилось, и он решил его присвоить. Оказывается, африканцы, у которых пет фамилии, могут это делать по собственному усмотрению. Они охотно берут себе имя какого-нибудь знакомого белого, который им нравится или чем-то импонирует. Так, на окраине городка Сасандры бегает добрых два десятка негритят по имени Боссарт, названных так в честь одного бывшего солдата иностранного легиона, теперь осевшего в этих местах и заделавшегося фермером. Мне как-то с моим сыном пришлось заночевать в его доме, и он всячески уверял меня, что абсолютно не повинен во всех этих бесчисленных Боссартах…

— Мне двадцать пять лет, — заявил мне наш бой Джо.

Но когда я в этом усомнился, он признался, что во время регистрации населения не мог указать свой точный возраст, потому что не знал его. Чиновник просто взглянул на него и записал: «двадцати пяти лет».

Многие простые африканцы не знают своего точного возраста, а тем более дня рождения. Если спросить их об этом, то можешь получить самый невероятный ответ: люди, которым за сорок, с невинным видом будут утверждать, что им три года. В счёте жители глухих деревушек тоже не всегда сильны. Однако в то же самое время есть ведь и африканские врачи, торговцы и разные другие специалисты. А один шофёр такси в Абиджане обратился ко мне со следующей просьбой:

— Вы проездили в моей машине с девяти утра до половины двенадцатого, месье. Час езды стоит 200 франков. Не могли бы вы мне сосчитать, сколько с вас причитается?

Такая доверчивость и прямодушие действуют обезоруживающе.

Бригадир, возглавлявший работы на плантации одного моего знакомого, никогда не мог сказать, сколько людей с утра явилось на работу. Бормоча что-то себе под нос, он набирал в руку маленькие камешки и, придя к своему хозяину, заявлял:

— Вот сколько людей явилось сегодня на работу!

Однако можно встретить и совсем другое. Так, у моего гостеприимного хозяина Абрахама чёрный приказчик ведёт самостоятельно всю бухгалтерию, проверяет и регистрирует дневную выручку, с учётом налогов. Почтовые работники тоже, как правило, все без исключения африканцы.

Очень смешно, что в каждом маленьком почтовом отделении, куда я заходил, чтобы отправить письмо домой, во Франкфурт, поднималась горячая дискуссия между почтовыми служащими- сколько должна стоить отправка письма в ФРГ. Стоимость каждый раз оказывалась разной. Под конец я уже перестал спрашивать, а наклеивал ровно столько марок, сколько считал нужным (а именно — наименьшую сумму из всех, которые мне называли); и должен сказать, что письма всегда аккуратно доходили до адресата, причём без какой-либо доплаты. Между прочим, те же дебаты происходили и на почтамтах во Франкфурте каждый раз, когда моя жена пыталась узнать, сколько будет стоить отправка письма ко мне, на Берег Слоновой Кости…

Долгими вечерами, когда мы сидели втроём у лагерного костра, я беседовал с Джо на его «африкано-французском» наречии. Я заметил, что он, будучи христианином (чем страшно гордился), всегда упоминал не о «боге», а о «богах» («les Dieux»). Расспросив его поподробнее, я выяснил, что под этим он подразумевает «святую троицу», понятие, объяснить суть которого не так просто не только африканскому деревенскому парню. Джо страшно трогательно старался мне растолковать, что существуют две смерти: одна здесь, внизу, на земле, и если ты был плохим человеком, то смерть эта будет окончательной и вечной. Но после смерти все души становятся белыми; чёрных там не бывает. Он был очень удивлён, когда услышал от меня, что кроме чёрных и белых существуют ещё и жёлтые, и красные люди. Нет только синих и зелёных. Как у нас зимой замерзают реки, я сумел объяснить ему на наглядном примере льда в холодильнике; но вот как растолковать ему, что такое снег и снегопад, этого я нe знал. Я говорил, что у нас зимой с неба сыплется вода в виде хлопьев ваты и, падая на землю, остаётся лежать на ней белым покрывалом; что деревья сбрасывают листву и по полгода стоят голые; что во всех окнах у нас вставлены рамы со стёклами. Но ещё невероятнее казался ему, да и всем другим деревенским жителям Африки, рассказ о том, что мы не только не платим денег тестю за свою жену, а, наоборот, ещё получаем определённую сумму в виде приданого.

Судя по моему благосостоянию, всякий здесь считал, что у меня не менее десяти жён, и никого бы это нисколько не удивило. Удивляло их то, что я утверждал обратное.

— Но почему же у тебя только одна-единственная жена? — допытывались у меня неоднократно.

— Потому что нам нужно гораздо больше работать, чтобы прожить, — пытался я объяснить им этот невероятный факт.

— При нашем холоде ведь необходимо носить ботинки и одежду, да к тому же ещё тёплую, мы вынуждены покупать дрова и уголь, чтобы отапливать своё жилище. Но у нас не только холодно зимой. У нас и дни короче, не то что здесь, в Африке, где они круглый год подряд длятся по 12 часов. И нам приходится искусственно продлевать дни и жечь свет, который тоже стоит немалых денег.

— Я и двух дней не смог бы прожить в таких ужасных условиях, — объявил с полной уверенностью Джо, выслушав мой рассказ. — Я бы тут же умер.

Как-то однажды во время своего проживания в Бваке — нашей штаб-квартире во внутренних районах Африки, городке, где как-никак проходила узкоколейка, имелся вокзал, а также два кинотеатра, я решил сходить прогуляться в близлежащий лесок, расположенный в получасе ходьбы. Кругом пыльная степь, а тут — зелёный оазис, который так и манит прохладой своих высоких пышных крон.

И я пошёл. Но на полдороге меня догнал наш хозяин Абрахам и буквально за руку стал тянуть обратно:

— Бога ради не ходите в этот лес! Вернитесь сию же минуту! Его ни один белый не имеет права посещать. Может быть, на вид мы здесь и вполне цивилизованные, но я не могу вам поручиться, что, войдя в этот лесок, вы не схлопочете себе ядовитую стрелу или через пару дней не умрёте от какой-нибудь загадочной болезни. Лес этот — табу! Африканцы утверждают, что в нём живут боги.

Заметив мой недоверчивый взгляд, он принялся рассказывать мне историю фабрики, обгоревшие развалины которой виднелись на опушке леса. Судя по толщине стен, это некогда было крепкое солидное строение.

Вот что он мне поведал. В 1942 году в Бваке приехал некто Л., бельгиец по происхождению, примерно шестидесяти лет. Он решил открыть здесь фабрику по изготовлению канатов и верёвок из волокон сизаля. Поскольку он имел военные заказы, ему отпустили и цемент. Он очень быстро разбогател. Вскоре правительство выделило ему землю под постройку новой, более современной фабрики, именно той, руины которой виднелись возле опушки леса. Оказалось, что земля, отпущенная под постройку фабрики, «принадлежала» какому-то местному божеству, которому поклонялись аборигены — бауле. Чёрные жрецы, надо сказать, поступили вполне разумно: они предложили этому бельгийцу принести божеству в жертву вола. Однако господин Л. бесцеремонно отклонил их предложение: «С какой такой стати, земля и так принадлежит мне!» Фабрику построили. Однако в самый разгар строительства господин Л. внезапно умер при совершенно загадочных обстоятельствах. Его двадцативосьмилетний сын, съездив в Бельгию, привёз младшего брата своего отца, но и тот спустя несколько недель скончался. Потом скончался по непонятным причинам и сын владельца фабрики. В доме остались одни только женщины, которые с лихорадочной поспешностью продали это проклятое предприятие и поскорее уехали назад в Бельгию. И вот после того, как все мужчины этого семейства были истреблены, сгорело и само здание фабрики — буквально все постройки! С тех пор никто уже не решался их вновь отстроить.