Дафни Шелдрик - Сироты Цаво Страница 39

Когда мы, наконец, приехали, Грегори не встретил нас, как обычно, около гаража. Едва Дэвид остановился у дома, я выскочила из машины и вбежала на веранду. Одного взгляда, брошенного на слуг, оказалось достаточно — Грегори не вернулся.

Наш ткач исчез в воскресенье, и, хотя слуги, да в общем-то и все сотрудники центральной усадьбы, обыскали его любимые места и убежища, никаких следов обнаружить не удалось. Я могла себе представить, как все случилось. Убедившись, что гараж и мастерские пусты, Грегори, в отчаянных поисках общества людей с обычным для него абсолютным доверием к человеку, забрался в машину к какому-нибудь не слишком обремененному совестью посетителю, приехавшему посмотреть на наших воспитанников, и был увезен из Вои, как это однажды уже чуть было не случилось.

Я еще долго надеялась, что Грегори все-таки объявится. Вслушиваясь в привычные повседневные звуки, я часто ловила себя на том, что пытаюсь различить знакомое кудахтанье. Ходила я и вокруг холма, на котором стоит наш дом, звала его по имени, но отвечало мне только замиравшее вдали эхо. Пробовала я себя уверить и в том, что Грегори, возможно, вернулся к своим родичам-ткачам, но это было слабым утешением: мы слишком хорошо знали, что он никогда не обращал ни малейшего внимания на себе подобных. Дни проходили за днями, недели за неделями, и, наконец, мы поняли, что потеряли Грегори навсегда. Единственно, о чем я молила судьбу, чтобы Грегор» Пек, который, по определению одной местной газеты, «располагал всем домом, садом и окрестностями по своему желанию», не окончил свои дни в клетке, запертый, как какая-нибудь канарейка. Сделать так — значило бы подвергнуть его наиболее жестокой из всех мыслимых пыток.

В природе трагедии довольно обычны, но случай, свидетелем которому я стала через несколько месяцев, произвел на меня особенно тяжелое впечатление, наверное, потому, что касался он одного из родственников Грегори. Проезжая как-то мимо колонии птиц-ткачей, мы увидели, как молодой нитон заглатывал одного из ткачей-родителей. Хвост жертвы был еще виден, но мы появились слишком поздно и не могли ничего предпринять. Вспугнутая змея извергла уже мертвую птицу и скрылась.

В этот год мы потеряли не только Грегори, но и Олд Спайса. В новогодний вечер он нанес нам последний визит. Мы все сидели в гостиной, провожая старый год, когда Спайс протрусил ко мне. Мы не видели его уже несколько недель и страшно обрадовались, что именно эту ночь он выбрал для своего визита. Спайс должен был разделить с нами праздник, и я спешно приготовила достойное его угощение. Здесь виверра еще раз поразила нас, неожиданно проявив любовь к спиртному и приложившись к каждому стакану. В эту ночь Спайс провел с нами несколько часов, активно участвуя во встрече Нового года. Когда мы отправились спать, он улегся рядом со мной и, потыкавшись в ладонь, громко замурлыкал. Я заснула, а он соскользнул с кровати и ушел в ночь.

Спайс больше никогда не приходил. Через несколько месяцев, возвращаясь как-то ночью домой, мы наткнулись на него на нижней дороге. Я стала тихонько подходить к нему, но Спайс ушел, правда неуверенно, оглядываясь через плечо, но все-таки ушел.

Олд Спайс был преданным и ласковым воспитанником и никогда не пытался никого укусить, даже если что-то его пугало. Последнее вовсе не маловажно, так как виверры опасные хищники. Раны от укусов Спайса могли быть очень неприятными. Мы скучали без нашего любимца, но в то же время были и счастливы за него: ведь Спайс ушел к естественной жизни, к свободе.

Тикл

Мы испытывали определенные трудности при подборе подходящих людей для ухода за нашими питомцами. Всегда можно узнать, если к животным относятся неправильно: они начинают нервничать в присутствии служителей, становятся непослушными и даже агрессивными. В этих случаях мы немедленно заменяли неподходящего человека, не дожидаясь, пока он причинит непоправимый вред.

После долгих поисков мы нашли мужчину по имени Сике, из племени туркан, на деле доказавшего, что он идеально подходит для роли служителя. Сике ничего не боялся и очень любил животных, за которыми ухаживал. Он всегда хорошо чувствовал, что нужно его подопечным, и охотно отводил их туда, где они могли найти для себя изобилие пищи. Хотя Сике всегда имел при себе небольшой хлыстик, он почти никогда им не пользовался. Наиболее теплые чувства наш служитель питал к Самсону.

Поскольку слон и буйвол всегда стремились уходить довольно далеко, то мы, чтобы не потерять кого-либо из подопечных, решили подобрать Сике помощника. Найти подходящего оказалось не просто, так как далеко не все наши работники могли справиться с Бастером и Руфусом, временами становившимися крайне упрямыми. Как раз в это время мы приняли на работу молодого африканца Монголо, поручив ему чистить стойла животных и готовить им пищу на ночь. Он сам попросился на эту работу, и хотя мы сомневались, что Монголо справится, решили все же испробовать его. Монголо очень быстро сумел подружиться с Руфусом, и мы с удовольствием наблюдали, как они играли, направляясь по утрам на реку.

Жизнь шла своим чередом. Как-то раз мы узнали, что Эйлин Кэрни ищет, где бы пристроить детеныша принадлежавшей ей ручной карликовой мангусты. Я была рада принять маленькую самочку и назвала ее «Тикл».

Хотя Тикл и родилась в неволе, ею никто не занимался, и она была по-настоящему дикой. Поскольку выпустить мангусту из клетки, пока у нее не изменится характер, оказалось невозможным, весь первый день пришлось ее приручать. Я посадила Тикл в маленький вольер и, предусмотрительно надев на руки толстые кожаные перчатки Питера, вошла к мангусте. На протянутой ладони лежали маленькие кусочки мяса, нища настолько соблазнительная, что через некоторое время, поднабравшись мужества, Тикл осторожно приблизилась ко мне и, предостерегающе ворча, схватила любимое лакомство. Через два часа я решила, что пора брать ее на руки. Когда Тикл подошла на близкое расстояние, я схватила ее. Пока мангуста яростно сопротивлялась, вцепившись в перчатку зубами, я говорила ей успокаивающие слова, поглаживая спинку и горлышко. Через несколько минут Тикл стала принимать ласку, легла, повернула ко мне головку и зажмурила глазки. Я медленно освободила ее, но мангуста осталась лежать на коленях. Потом она спрыгнула, но никуда не ушла от меня. О чем-то довольно чирикая, она стала затем валяться по траве так же, как это когда-то делали Хиглети и Пикл. Когда я протянула к ней руку, чтобы погладить, мангуста предостерегающе запищала, но тем не менее позволила мне эту вольность. К концу дня Тикл стала совсем ручной, и я спокойно могла брать ее на руки и держать, не боясь укусов. Кожаные перчатки не пригодились, и я, чувствуя некоторую гордость, вошла в дом, держа Тикл на руках.