Дэвид Эттенборо - В тропики за животными Страница 39

Мы безмятежно ехали уже около пяти часов и проезжали очередную деревушку, когда неожиданно на дорогу, размахивая руками и пронзительно свистя, выскочил низенький полицейский с огромным револьвером на поясе. Мы остановились. Полицейский просунул голову в окошко и разразился грозной речью.

—  К нашему глубокому сожалению, констебль,— отвечал ему Чарльз,— мы, видите ли, не говорим по-индонезийски. Мы англичане. Что-то не так?

Полицейский не унимался. Мы вытащили паспорта, но это лишь усилило его гнев.

—  Кантор полней. Полиси! Полиси! — кричал он. По-видимому, это означало приглашение в полицейский участок.

Нас провели в казенную комнату с оштукатуренными стенами, где восемь мрачных полицейских сидели вокруг письменного стола, заваленного бумагами и печатями. Старшего в этой группе мы угадали по особенно внушительному пистолету и двум серебряным нашивкам на погонах. Снова извинившись за неспособность беседовать по-индонезийски, мы извлекли одно за другим все свои письма, разрешения, пропуска и визы. Офицер нахмурился и стал перебирать это бумажное богатство. Наши паспорта почти не привлекли его внимания, а бесчисленные отпечатки пальцев Чарльза он полностью проигнорировал. Наконец он вытащил из кучи одно письмо и углубился в его изучение. Это было письмо директора Лондонского зоологического общества, адресованное какому-то ведомству в Сингапуре. Оно заканчивалось словами: «Любая помощь по уходу за животными, оказанная подателям сего, встретит глубокую признательность нашего Общества». Выражение лица офицера не стало мягче, когда он внимательно изучал подпись и тщательно исследовал оттиск эмблемы Общества. Мы с Чарльзом тем временем угостили сигаретами полицейских, сидевших рядом с нами, и улыбнулись чуть менее естественно, чем хотелось бы.

Офицер собрал наши бумаги и аккуратно сложил их в стопку. С величайшей осторожностью он пожевал губами сигарету, зажег ее, откинулся в кресле и выпустил в потолок облачко дыма. Внезапно его как будто осенило. Он поднялся и резко произнес что-то непонятное. Полицейский жестом пригласил нас к выходу.

—   Докатились до камеры, надо полагать,— произнес Чарльз.— Хотел бы я все-таки знать, в чем дело.

—   У меня ужасное подозрение,— отозвался я,— что мы нарушили основной закон дорог с односторонним движением.

Под конвоем мы подошли к нашему «джипу», и полицейский открыл дверцу.

—  Селамат джалан,— сказал он.— Счастливого пути.

Чарльз сердечно пожал ему руку.

—  Должен сказать, констебль,— произнес он на прощание,— что вы были на редкость любезны.

Так оно, несомненно, и было. Чарльз не лукавил.

Поздно вечером мы въехали в Баньюванги. В предвоенные годы этот маленький городок был связан паромом с Бали и мог похвастаться энергичной деловой жизнью. С развитием авиации он потерял свое значение, и теперь лишь нефтекачалки, кинотеатры да кое-какие учреждения напоминали о его былом процветании. Обшарпанный отель, единственный в городке, стоял на заросшей травой центральной площади. Нас проводили в бетонную сырую келью, тесную и вымазанную побелкой. Над каждой кроватью громоздился деревянный каркас, обтянутый тонкой металлической сеткой. Сооружение напоминало ящик для хранения мяса и служило, как выяснилось, защитой от комаров. Полезное устройство, но определенно развивающее у вас клаустрофобию, и, будь в комнате побольше места, я бы охотно предпочел спать без него.

Послушные закону и верные данному в Джакарте обещанию, мы на следующий день зарегистрировались в местном отделении полиции, лесном ведомстве и отделении министерства информации. Министерский чиновник явно забеспокоился и даже испугался, узнав, что мы намерены поездить по окрестностям городка в поисках животных. Ему не удалось отговорить нас от этой затеи, и тогда он мягко, но настойчиво предложил нам взять одного из своих младших коллег в качестве гида и переводчика. Выбора у нас не было, пришлось согласиться.

Гид оказался мрачным долговязым юношей по имени Юсуф, которого вовсе не воодушевляла перспектива недельных скитаний по приморским деревушкам — кампунгам. На следующее утро он явился в отель в белоснежных парусиновых брюках, с чемоданом невероятных размеров и тоном мученика заявил, что готов отправиться, как он выразился, «в джунгли». Чарльз сел за руль, Юсуф — на место пассажира, а я между ними, в обнимку с рычагами. Мы выехали из Баньюванги и направились туда, где, по мнению Даана, мог быть интересный лес. Мы останавливались в каждой деревушке и с помощью словаря и Юсуфа выясняли, насколько богаты животными ее окрестности. Дорога становилась все хуже, а местность — все глуше и гористее, и деревушки попадались теперь редко. К вечеру мы добрались до перевала. Когда «джип» медленно выполз на его высшую точку, мы не смогли сдержать изумления и восторга при виде открывшейся панорамы. В ста метрах от нас, у подножия лесистой горы, лежала широкая бухта, окаймленная пальмовыми рощами. Кремовые волны с мягким гулом накатывались на белый коралловый песок. Перед нами простирался Индийский океан. Внизу, прямо по курсу, мерцали в сумерках желтые огоньки крошечной деревушки.

Мы расположились в этой деревушке и целыми днями бродили по окрестным лесам. В полуденные часы лес казался безжизненным, его наполняло лишь гудение насекомых. Зной, тягостная духота, переплетения колючих лиан и кустарников с редким вкраплением висячих орхидей. Жутковато в лесу в это время дня: кажется, будто глухой полночью бродишь по пустынному городу. Но, пробираясь сквозь чащу, мы замечали гниющий на земле обгрызенный плод, а иногда след, перышко или волосинки у входа в чью-то нору, и мы понимали, что где-то совсем рядом, в укромном месте, дремлют живые существа.

Зато ранним утром лес был полон жизни. Ночные животные еще бодрствовали, а дневные уже просыпались и отправлялись на поиски пищи. Но активная жизнь длилась недолго, и, как только солнце поднималось выше, дневные обитатели леса, насытившись, впадали в дрему, а ночные укрывались в своих подземных жилищах.

Юсуф не сопровождал нас в этих прогулках. Он сказал, что «джунгли» не его стихия. Через неделю в деревушку заехал один китаец, владелец каучуковых плантаций. Он направлялся в Баньюванги, и Юсуф не скрывал желания составить ему компанию. Мы дали понять Юсуфу, что нас это огорчит, но не очень, после чего он, не мешкая, упаковал свой чемодан и умчался вместе с китайским плантатором.

Мы оповестили жителей деревни о своем интересе к животным. Думаю, что они были немало разочарованы, когда после такого многообещающего вступления мы не вытащили винтовки и не отправились на розыски тигров. Их явно озадачили наши многочасовые наблюдения такой заурядной мелкоты, как муравьи и ящерицы. Каждый день нас навещал один старик, приносивший то ящерку, то многоножку. Как-то раз он притащил полный мешок рыб-иглобрюхов, которые от ярости раздулись и превратились в шары кремового цвета. За два дня до нашего отъезда он с ликующим видом явился к нам в хижину во главе небольшой делегации.