Эрнест Сетон-Томпсон - Мальчик и рысь Страница 4

Жизнь его была теперь до ужаса однообразна. Утром, когда ему было сравнительно лучше, он приготовлял немного пищи для себя и для больных девушек и готовился к горячечной ночи, ставя по ведерку с водой в головах каждой постели. Около часа дня, с ужасающей точностью, начинался озноб. Мальчик трясся с головы до ног, зубы стучали, и холод пронизывал его изнутри и снаружи. Ничто не могло согреть его — огонь, по-видимому, утратил свои свойства. Ничего не оставалось делать, как только лежать, трястись и терпеть медлительную муку замерзания. Так продолжалось шесть часов. К холоду присоединялась мучительная тошнота. В семь или восемь часов вечера наступала перемена: начинался приступ сильнейшего жара, и никакой лед не показался бы ему тогда прохладным. Воды, воды — ничего больше не было ему нужно, и он пил и пил. Под утро он засыпал в полнейшем изнеможении.

«Если не хватит еды, отправляйтесь на лодке к Эллертону», — посоветовал, уезжая, брат. Но кто же будет грести в этой лодке?

Теперь между ними и голодной смертью оставалось всего полкурицы. А о Корни ни слуху ни духу.

Вот уже три бесконечных недели, как тянется эта пытка. Каждый день все то же, лишь немного хуже с каждым днем. Еще несколько дней — и мальчик тоже не будет в состоянии подняться с постели. Что тогда?

Отчаяние охватило их. Каждый с ужасом думал: «Неужели Корни никогда не вернется?»

5. ДОМ МАЛЬЧИКА

Все утро этого дня Тор употребил на то, чтобы притащить три ведра воды. Озноб начался раньше обыкновенного, и жар был сильнее, чем всегда.

Он пил часто и много из ведерка, поставленного у изголовья постели. С вечера он доверху наполнил его, но в нем почти ничего не оставалось, когда около двух часов утра горячка оставила его и он уснул.

В час серого рассвета его разбудил странный звук поблизости — плеск воды. Повернув голову, он увидел у самого почти лица два светящихся глаза: какое-то большое животное лакало воду из ведерка у его постели.

Тор в ужасе смотрел на него, затем закрыл глаза, уверенный, что спит и видит во сне Индию и тигра, пришедшего к его изголовью. Но плеск воды продолжался. Он поднял голову: да, зверь все еще здесь. Он попытался крикнуть — из горла его вырвалось только слабое клокотанье. Большая мохнатая голова дрогнула, зрачки засверкали, раздалось фырканье. Странная тварь опустилась на четвереньки и пошла через комнату под стол. Тор теперь окончательно проснулся. Он с трудом приподнялся на локте и слабо крикнул: «Ш-ш-ш!» Огненные глаза снова появились из-под стола, а за ними и серая фигура. Зверь спокойным шагом подошел к стене, проскользнул в отверстие для свалки картофеля и исчез.

Кто это? Больной мальчик едва мог сообразить: без сомнения, какой-нибудь дикий хищник. Мужество изменило ему. Он дрожал от страха, от чувства беспомощности и то забывался тревожным сном, то вдруг просыпался, всматриваясь в темноту, ища в ней ужасных глаз и серой крадущейся тени.

Так прошла вся ночь, и к утру он не был уверен, что это не бред. Но, встав, он тем не менее сделал слабую попытку заложить ход в подвал поленьями.

У всех троих был плохой аппетит, но пришлось и его обуздывать, имея всего полкурицы на пропитание. Корни, без сомнения, думал, что они побывали у Эллертона и запаслись всем необходимым.

Следующей ночью, когда изнуренный приступом лихорадки Тор начал дремать, его разбудил шум в комнате — как бы хруст костей. Всмотревшись, он разобрал очертания большого зверя, сидевшего на столе. Тор закричал, попытался бросить в него сапогом. Зверь легко соскочил со стола и пролез в широко открытую дыру.

Рысь! Теперь он знал, что это не сон. И девушки поверили ему, потому что они не только слыхали зверя, но лишились остатка курицы — последней своей пищи.

Бедный Тор почти не вставал с постели весь день. Но жалобы больных девушек наконец заставили его подняться. Дотащившись до ручья, он собрал там немного ягод и принес их домой. Затем он сделал обычные приготовления на случай озноба и жажды, но добавил еще одно: рядом со своей постелью он положил лучину, несколько спичек и старую острогу — единственное оставшееся у них оружие; ружье без зарядов было бесполезно. Он знал, что зверь вернется, и вернется голодным. Он не найдет пищи, — чего проще приняться тогда за живую добычу, беспомощно лежащую перед ним? И перед глазами Тора встали поникшие ножки маленького теленка, стиснутого этими самыми жестокими челюстями.

Снова он, как умел, заложил ход в подвал поленьями, и ночь прошла на этот раз спокойно: свирепая посетительница не появлялась. На следующий день они ели мучной кисель; чтобы сварить его, пришлось разобрать часть баррикады. Лу пыталась шутить, уверяя, что стала теперь достаточно легкой, чтобы летать, но когда захотела встать, то оказалась не в состоянии отойти от кровати.

Наевшись киселя. Тор заснул. Ночь почти миновала, но под утро Тор внезапно был разбужен шлепаньем языка по воде, и снова он увидел горящие глаза, большую голову и серые очертания, слабо выделявшиеся на фоне светлевшего окна.

Тор напряг все свои силы для смелого окрика, но получился какой-то слабый писк. Он медленно приподнялся и позвал:

— Лу, Маргет! Рысь, опять рысь пришла!

— Мы не можем тебе помочь… — ответили девушки.

— Ш-ш-ш! — Тор опять попытался спугнуть зверя.

Рысь вскочила на стол у окна и остановилась, зарычав при виде бессильного ружья. На миг она обернулась к окну, и Тор подумал, что она выбьет стекло и выскочит вон. Но вот она снова повернулась и уставилась горящими глазами на мальчика. Тор медленно поднялся с постели. Он понял, что настало время убить или быть убитым. Он чиркнул спичкой и зажег лучину. Левой рукой он поднял горящую лучину, а правой — старую острогу, но почувствовал такую слабость, что вынужден был опереться на острогу, как на костыль. Большой зверь продолжал стоять на столе и слегка присел, готовясь к прыжку. Глаза его отливали красным блеском при свете факела, короткий хвост дергался из стороны в сторону, и рычанье становилось громче и выше. Ноги Тора подкашивались, однако он поднял острогу и слабо взмахнул ею. В тот же миг рысь прыгнула, но не на него, как он сперва подумал. Факел и смелость мальчика напугали ее, она перескочила через его голову и забилась под койку.

Но это была лишь минутная передышка. Тор установил факел на выступе бревна и взял острогу в обе руки. Предстояло биться не на живот, а на смерть, и он знал это. За перегородкой слышались слабые крики девушек. Тор видел только сверкающие глаза под кроватью и слышал, как рычанье зверя становилось все громче и громче. С большим трудом держась на ногах, он изо всей силы ударил острогой.