Иван Полковников - Таёжные рассказы Страница 4

Борис Бакланов

По закону сердца

Было это двадцать пять лет назад.

Более трех тысяч километров проплыли мы по глухим притокам реки Таз на легкой ветке (так называют здесь лодку, выдолбленную из ствола кедра). В верхнем течении этих притоков не бывал еще человек. Только звериные тропы проторены по берегам, да неисчислимые стаи птиц кружат над водой.

Со мной проводники: Кальча, селькуп по национальности, умный, с узкими темными глазами, в которых неугасимая хитринка, хороший собеседник, прекрасно знает русский язык; и СЫрсая, тоже селькуп, но с удивительно голубыми глазами. Это веселый, здоровый, неутомимый парень.

Сегодня должны достигнуть таинственного озера Лозель-То (Чертового озера). Плывем по речке Толь-Кы. Много уток. Они, не пуганные никем, скользят стайкой мимо нас, с любопытством посматривая на лодку. На дне ее лежат три утки — достаточное количество, чтобы сварить обед. Большего не надо. Для нас охота не забава, а необходимость.

— Лозель-То близко, — говорит Кальча, — всего два крика гагары.

Здесь малые расстояния определяются по крикам этих птиц. Два крика — это четыре-шесть километров, ибо крик гагары слышен утром на два-три километра.

За поворотом низкого берега показалась синева огромного озера. Оно неспокойно, большие волны с белыми гребнями качают его поверхность. Я иду, разминая ноги, по пологому пустынному берегу.

Волны яростно плещут, далеко бросая пену и брызги. Где-то, невидимые, стонут гагары. Огромные стаи уток кружатся над озером. В неспешном полете гуси и белоснежные лебеди.

Один за другим слышу два выстрела, удивленно оглядываюсь. Кто и зачем стрелял? В руках Сырсая ружье, из стволов которого идет дымок, относимый ветром. Патрон в таком пути дорог, каждый заряд — это наша пища; утки или гуси.

Подхожу. Спрашиваю, зачем стрелял. В глазах Кальчи исчезла хитринка. Взгляд строг и торжествен. Он смотрит на меня.

— Так надо, — тихо говорит он.

— Почему надо?

— Повернись к озеру и смотри, — приказывает тихо Кальча. — Видишь вдалеке, на середине озера, землю?

Я вижу в далекой синеве усеченный высокий конус.

— Это остров, — говорит Кальча. — Полдня надо подниматься на его вершину. На середине острова озеро. У этого озера нет дна. Многие люди хотели измерить его глубину, но не смогли. Связали десять ремней, которыми ловят оленей, — не достали. К десяти привязали еще десять — и не достали. Тогда собрали все ремни всего народа, что жил на островах озера, но все же не достали дна. Тогда старые люди сказали: «У этого озера нет дна», — и все поверили.

В озере на том острове, рассказывает Кальча, живет Лозель — черт. Это он бросает ветер с полночной стороны, и листья деревьев желтеют и падают на землю. Он за три дня лето превращает в студеную зиму. Это черт с солнечной стороны посылает весенний ветер, и тают снега и льды, и летят к озерам и рекам тундры птицы. Это он, Лозель, бросает сегодня ветер, чтобы закрыть нам дорогу. Вот Сырсая и стреляй, чтобы услышал Лозель и подумал: свои приплыли. И дал нам дорогу, остановил ветер.

Выслушав его, я рассмеялся.

— Пошто смеешься? — сказал строго Кальча. — Разве смех — признак ума человека?..

Во второй половине дня ветер стих. Озеро успокоилось. Погрузив багаж и собаку в ветку, поплыли к далеким островам этого огромного озера, состоящего из восьмидесяти озер, соединенных между собой протоками.

Вдали показались точки. Приблизившись, мы узнали ветки охотников. Они были вооружены луками со стрелами и выглядели довольно внушительно.

Позже я узнал, что охота на уток с луком имеет свои преимущества: во-первых, не отпугивает птиц, во-вторых, избавляет от подранков.

Сопровождаемые охотниками, мы приплыли к острову. Жители поселка высыпали встречать нас. Их летние юрты, изготовленные из бересты, белели на берегу. Началось угощение рыбой. Кальче что-то докладывали. Он сказал мне:

— Будет суд, будут судить женщину.

— За что?

— Узнаешь!

Нас позвали в огромную юрту, раскинутую для собрания. В центре костер. В передней части юрты сидят старейшины, у входа — самые молодые.

Нас с Кальчей посадили рядом со старейшинами.

Тишина. Горит огонь, освещая смуглые мужественные, торжественно-серьезные лица. В круг приглашена женщина. Глядя на нее, молодую, высокую, стройную, с лицом индианки, я невольно подумал: «За что ее судят? За нарушение долга жены?»

Выждав положенное время, старейший рода, у которого редкие волосы на голове давно уже из седых стали желтыми — признак, что он вступил во, второе столетие, строгим голосом произнес короткую фразу.

Кальча перевел.

— Он сказал: «Женщина, неужели кружка тебе дороже ребенка?» — и обратился к собравшимся: «Пусть скажет каждый, как в семье живут, как между собой ладят, как детей любят».

Молчание.

Наконец один говорит:

— Мы с женой живем дружно и хорошо, детей любим. Я кончил. Пусть другие скажут…

Один за другим семейные люди, сидящие в юрте, произнесли такие же слова. Выслушав, старейший сказал:

— Слышала, женщина, как люди дружно живут и все детей любят… Почему ты от торной тропы народа по болоту тундры пошла?

Женщина молчала…

Оказывается, в один из переездов с острова на остров четырехлетняя дочурка этой женщины попросила пить. Мать дала ей кружку. Девочка потянулась через край ветки за водой и выронила кружку, которая исчезла в бездонной глубине озера. Мать хлестнула девочку шнурком, которым завязывают мешки. Люди увидели, возмутились: как могла мать поднять руку на ребенка?

Обращаясь ко мне, Кальча спросил:

— Эту женщину судят по закону и обычаю нашего народа. Как ты думаешь, это справедливо?

Я слушал и думал о законах селькупов-охотников, живущих на глухих островах озера Лозель-То!

Люди молча курили, посматривая на женщину, «потерявшую человеческое сердце».

Анатолий Храмцов

Кармен

Часто люди, прожив всю жизнь среди домашних птиц и животных, даже не замечают их индивидуальных особенностей…

С наступлением теплых весенних дней я распахнул дверь хлева и выпустил кур. Их было пятнадцать. Вначале они робко ходили по двору, но потом принялись кричать, махать крыльями, летать над землей, устраивать бои.

Однажды я поднялся очень рано. Еще ни земля, ни лес, ни небо не успели полностью освободиться от ночного холода. Но вот разлилась по горизонту заря, и сразу же небо приподнялось, посветлело, заголубело.