Анатолий Онегов - Следы на воде Страница 4

Игра в «пастухи – стадо» окончена. К вечеру ее можно увидеть снова. В светлые летние дни севера игра не затихает порой до самого утра, но в белые ночи правила ее немного другие. Другие правила игры и на глубоких местах озера – здесь щуки не провожают свое стадо, а заранее устраивают вокруг пастбища засады и, как заправские пастухи, издали поглядывают за своими подопечными.

И на мелких, и на глубоких местах водоема всегда присутствуют окуни. Эти окуни чем-то напоминают пастушьих собак, наиболее бестолковую их часть. Таким собакам никогда не удается завернуть разгулявшееся стадо, никогда не удается выполнить поручение пастухов. А пастухи терпеливо ждут, когда собаки справятся со своими обязанностями, никогда не дожидаются этого, сами принимаются за работу, принимаются уже с сердцем и нередко попутно, жестоко наказывают и своих бестолковых псов.

Сороги? Окуни? или Щуки?

Мне всегда казалось, что сорога глупая рыба. Сороги много – стадо спасает вид от разорения. И я не раз удивлялся той невозмутимости, с которой эти рыбы пересекали чистую полосу воды, предоставив себя на это время в жертву окуням…

Окуни оказались умнее. Их меньше, стаи окуней не такие многочисленные, частенько полосатым разбойникам приходится охотиться в одиночку…

Я подбирался к стайкам сорог и предлагал им наживленный крючок. Если с моей стороны не исходило шума, а рыбам не мешали гроза или тяжелый восточный ветер, то сорогу можно было ловить без конца. Рыбешки срывались с крючка, падали обратно в воду, следом за ними исчезали в зарослях и остальные сорожки, но проходило всего несколько секунд, и стайка в прежнем составе вертелась около моего крючка.

Пытался я поступать и по-другому. Пойманных рыбешек я отпускал обратно… Сороги, узнавшие не только укол крючка, но и лодку, и руки человека, вроде бы должны были увести от опасного места всю стайку… Увы! Стайка, сбежавшая было за освобожденным пленником, не могла запомнить ни опасного места, ни опасной снасти… Пойманных рыбешек я метил, пересчитывал, отпускал обратно… Скоро мне встречались стайки, где почти все сорожки были помечены мной, но даже такие стайки не становились осторожней…

С окунями удавалось проделать то же самое. Но окуни уже могли сбежать от меня надолго. После беспокойного плеска попавшегося на крючок товарища стайка полосатых рыб не так уж редко почти тут же исчезала… Окуни оказались осторожней сороги – они умели запомнить опасное место. Еще более убедительную информацию мог передать стае сорвавшийся с крючка сотоварищ – тогда в этот день окуневый отряд не удавалось дождаться на прежнем месте.

На окуневых хвостах тоже стали появляться мои метки, стали появляться в озере знакомые мне отряды окуней. Для этих отрядов побег товарища или возвращение пленника по-прежнему служили неплохим уроком, но уже назавтра урок забывался и окуни вновь представали перед неизбежной гибелью, представали в то же самое время, на той же самой подводной тропе.

Сороги и даже окуни не очень блистали своим умом, но зато щуки постепенно начали вызывать к себе особое уважение… Быстрые хищные рыбы умели гибко менять тактику и стратегию охоты, умели перейти от стационарных засад к скрадыванию и подвижным засадам. К тому же щука была индивидуалистом. От своих собратьев она могла ожидать только нападения и, наверное, поэтому вынуждена была думать сама о себе…

Да, можно было разгромить одну, две, три окуневые стаи, можно было изрядно побеспокоить сорогу, но выловить, не прибегая к помощи сетей, всех щук в озере было нельзя… Порой озеро казалось пустым, казалось, в нем нет никаких щук, но они были, на тех же местах продолжали свои охоты за теми же жертвами, но упорно игнорировали снасть человека…

Приближалось время цветения белой лилии. К этому времени сорогам, видимо, надоела уже игра в «пастухи – стадо» и теперь они реже разгуливали посреди озера и чаще появлялись у самых берегов. Стаи рыбешек подходили к берегу вместе с утренним туманом и беспечно дефилировали вдоль травы до полуденного зноя… Здесь-то в траве сорог и ждали щуки…

Еще до восхода солнца хищные рыбины занимали засады и поджидали добычу. Тогда берега озера походили на линию стрелков из классической охоты «избиение зайцев». В роли зайцев выступала сорога, а обязанности штатных загонщиков выполняли окуни. Окуни время от времени беспокоили стайки серебристых рыбок, растерянные сорожки бросались в заросли и тут попадались в зубы щукам…

Сезон охоты у берегов открылся, и я тут же приступил к ревизии щучьих засад. Я осторожно плыл вдоль травы и вел за лодкой небольшую блесну, проверенную многими поколениями местных рыбаков. Примерное количество щук, явившихся на охоту, я знал, места засад были давно помечены колышками, но сами щуки еще не успели познакомиться с моей снастью… Лодка минует щучью засаду, блесна продолжает свою игру… Вот блесна поравнялась с щучьей мордой – и тут же атака. Короткая борьба, рыбина доставлена в лодку, незадачливый охотник получает на хвосте мою метку и водворяется обратно, в родную стихию.

Умение быстро оценивать опасность, умение помнить именно опасную снасть, знать источник опасности, оставляя удобную засаду для дальнейших охот, – это было верхом подводного «интеллекта». И этим «интеллектом» среди всех знакомых мне рыб обладали только щуки…

Проходил день, другой. Охоты щук около берегов продолжались с прежним азартом, но теперь мне все дольше и дольше приходилось дожидаться поклевок, а следом и встреч с зубастыми подводными, «интеллектуалками». И еще раз подтверждая мои догадки, к моей блесне бросались теперь лишь те рыбины, которым раньше по каким-то причинам не пришлось познакомиться со мной.

Правда, и среди щук порой попадались совсем бестолковые создания. Их не смущали ни уколы крючка, ни лодка – они одержимо бросались за блесной, снова попадали в руки к человеку, получали еще одну метку, снова отправлялись восвояси и продолжали вести себя как ни в чем не бывало…

Кем были эти рыбины: несмышлеными юнцами, что больше надеялись на наглость, чем на опыт, или извращенными пройдохами, которым знакомство с человеком почему-либо доставляло удовольствие?.. Последнее предположение мне проверить не удалось, но небольшие размеры исключительно недалеких щук и их невеликий возраст, установленный по числу годичных колец на чешуе, лишний раз подтверждали ту истину, что даже необыкновенным природным способностям никогда не мешает жизненный опыт, приобретенный с годами…

Вершины и берестяной поплавок

Озеро, где проходило мое знакомство с обитателями подводного мира, носило все характерные признаки глухого таежного озера. Темные от глубины плесы граничили здесь с обширными мелкими пространствами, а берега были основательно завалены упавшими в воду деревьями. Такие деревья рыбаки называли вершинами, и именно здесь, около самых вершин затонувших елей, щуки и устраивали свои далеко выдвинутые от берега охотничьи засады.