В океане без компаса - Арчи Карр Страница 4

проникся глубокой верой в целеустремленность и грузоподъемность самки зеленой черепахи, а следовательно, и в ее потенциальную пригодность для экспериментов по навигации. Эта вера стала восторженной и неколебимой, когда в одну прекрасную ночь на берег выползла черепаха, волочившая за собой буй, который она буксировала от самой Панамы — более ста миль. Передо мной было животное, которое, по утверждению всех местных старожилов, мигрировало на огромные расстояния, находило дорогу в открытом море и могло бы, по-видимому, все это время нести на себе сигнальный прибор, не испытывая ни малейших неудобств, — при условии, что такой прибор удастся сконструировать.

Вскоре после того, как Сид выяснил у меня вопрос о грузоподъемности зеленой черепахи, я получил от Национального научного фонда субсидию для изучения миграций морских черепах и организации пунктов мечения во Флориде и в Коста-Рике. Примерно тогда же возникло любопытнейшее общество, назвавшее себя «Братством зеленой черепахи»; из него вскоре выросла Корпорация сохранения карибской природы, и через самое короткое время зеленая черепаха оказалась окруженной таким вниманием, какого еще не выпадало на долю ни одной рептилии. Вниманием вполне заслуженным, ибо нет другой рептилии, которая столь привлекательно объединяла бы в себе многие свойства, интересные для самых разных людей: очевидный, хотя и необъясненный, навигационный талант, вкуснейшее мясо и явные удобства для превращения ее в один из основных продуктов питания повсюду на тропических побережьях.

Таким образом, «Альбатрос», с ревом вырвавшийся из укрытой деревьями реки, в какой-то мере свидетельствовал о признании разносторонних достоинств Chelonia. Но о добродетелях зеленой черепахи я еще буду говорить гораздо подробнее, а пока мне просто хочется вспомнить, как в тот день я поглядел в иллюминатор самолета и увидел внизу, среди пальм и хлебных деревьев, хижины Тор-тугеро. И мне вспомнилась вся прихотливая цепь событий, которые привели к тому, что мы с Гарри оказались здесь, на борту военного самолета с экипажем в восемь человек и с восемью тысячами новорожденных черепашек в штабелях широких плоских ящиков.

Мы летели в Панаму, чтобы заправиться горючим. Оттуда нам предстояло совершить облет Вест-Индской островной дуги от Барбадоса до Пуэрто-Рико и оставить наших черепашек в шести местах, которые были намечены для эксперимента по восстановлению черепашьего поголовья.

Достигнув высоты четыре тысячи футов, мы перешли на горизонтальный полет. Кто-то из членов экипажа принес кофейник с кофе, который он успел сварить уже после взлета. Я с удовольствием взял чашку, снова прильнул к иллюминатору и поглядел назад, туда, где из морской дымки смутным квадратным облачком вставала Черепашья гора — единственная возвышенность на сотни миль побережья. Гора, исчезающая далеко позади нас, вновь обратила мои мысли к пестрой смеси прошедших лет и к другим полетам в Черепашье устье и обратно, начиная с самого первого, когда Пеко — уже так давно — доставил меня туда в крохотной «Аэронке», которой исчерпывался весь воздушный парк авиалинии Франсиско Ванольи.

В первый раз я отправился в Тортугеро в поисках сведений, которые помогли бы восполнить пробелы в знаниях биологии морских черепах. За несколько лет до этого я взялся за составление справочника о североамериканских черепахах и сразу же обнаружил, что о больших, прославленных съедобных черепахах, обитающих в море, не известно почти ничего. Это оставило у меня ощущение неудовлетворенности, и в конце концов я отправился странствовать по Карибскому морю, чтобы узнать то, что удастся узнать.

Тогда еще никому — во всяком случае, никому из зоологов — не было известно, что морские черепахи мигрируют и что зеленая черепаха принадлежит к самым замечательным путешественникам среди животных. Поэтому я, в частности, намеревался отыскать на побережье такое место, где мог бы проверить, какая доля истины содержится в россказнях рыбаков и ловцов черепах, которые решительно утверждали, будто зеленая черепаха путешествует по всему свету и будто она «навигатор получше человека». Во время летних поездок я занимался тем, что собирал слухи на островах и на побережье материка, и постепенно они привели меня в Тортугеро.

Черепахи, конечно, посещали Тортугеро уже неисчислимые века до того, как туда добрался я. Индейцы ловили их задолго до рождения Колумба. Впервые я услышал об этом местечке от двух моих друзей в Коста-Рике — от д-ра Дорис Стоун и от сеньора Гуильермо Круса: они независимо друг от друга рассказали мне о дикой полосе карибского пляжа неподалеку от границы с Никарагуа, где зеленые черепахи выходят на сушу и буквально всползают друг на друга, выискивая свободное пространство для гнезда. Чуть позже то же самое я услышал от капитанов с острова Большой Кайман, которые уже почти сто лет из поколения в поколение занимаются своим промыслом на пастбищах зеленой черепахи возле островов Москито у побережья Никарагуа. Они уже тогда объяснили мне то, что с тех пор уже почти доказали черепахи, которых мы метили в Тортугеро, а именно, что стада зеленых черепах, собирающиеся на пастбищах у островов Москито, приплывают туда с тортугерского пляжа и возвращаются на этот пляж, когда для них настает сезон размножения. Они сказали мне, что черепахи с островов Москито откладывают яйца на двадцатимильном участке коста-риканского побережья. Это место они называли Черепашьим устьем. Они сообщили, что на северном конце этого пляжа высится поросший лесом вулканический холм, возникший в незапамятные времена, — он одиноко поднимается над низменным берегом и служит путеводным маяком плывущим туда черепахам.

Прошло десять лет — в Устье настали иные времена, и я смотрел сейчас на древнюю гору через иллюминатор самолета, который направлялся в дальние уголки Карибского моря с грузом новорожденных тортугерских черепашек. Смотрел — и простодушно дивился неисповедимым путям судьбы, а также тому, как легко и удобно выбираться из Устья подобным способом.

В прошлые годы отъезд из Тортугеро всегда бывал драматичным событием. Все утро — а иногда и два, и три утра подряд — вы ждали (а радио, конечно, по своему обыкновению, не работало) появления самолета, зафрахтованного неделю, если не месяц назад. Вы напряженно всматривались в многомильную стену брызг, уходящую к Пуэрто-Лимону, и уже начинали видеть то, чего там вовсе не было, и принимали за самолет кружащего в отдалении коршуна, а может быть, и стрекозу, повисшую в солнечном мареве. В конце концов вы достигали последнего этапа напряженного ожидания, когда в самолет начинали превращаться черные точки, плававшие у вас перед глазами. Из всех тревог и забот, неотделимых от увлеченности и успехов нашей лагерной жизни прошлых лет, не было ничего хуже этого ожидания, которое изматывало даже самых стойких, — ожидания маленького самолета, ожидания в полной неизвестности, когда он появится и