Яан Раннап - Альфа + Ромео (Повести и рассказы) Страница 40

— Дурачок! Ну что ты говоришь? Да кто же верит в сны? — сказала бабушка, как сказали бы это отец и мать.

Но когда на плите закипело молоко, бабушке захотелось немножко побыть и самой собой, поэтому она добавила:

— Правда, сны сбываются, я это частенько замечала.

Михкель еще больше встревожился. И он решил, не откладывая, пойти навестить Альфу, хотя сегодня урока верховой езды у него и не было. Когда отец с матерью уезжали, Михкель в придачу к обещанию слушаться бабушку пообещал заботиться об Альфе.

Школа верховой езды находилась в другом конце города. Туда можно было доехать на трамвае, но можно было и дойти пешком. Сунув в карман штанов черствый ломоть хлеба, Михкель отправился в путь. Чтобы сократить дорогу, он быстро прошел по железнодорожной насыпи вдоль рельсов, свернул напрямик через пустые еще участки застройки и затем пошел по вымощенной булыжником мостовой, пока не почувствовал запах клубники. Пора было сворачивать. Школа верховой езды находилась рядом с мыловаренным заводом.

Порядки в школе были строгие. Полагалось входить в школу только через дверь со стороны улицы. Затем следовало оставить в раздевалке, в шкафчике, свою обычную одежду и облачиться в костюм для верховой езды. Но на сей раз Михкель ведь пришел не на занятия. Ворота во двор были распахнуты, дверь конюшни приоткрыта. Михкель прошмыгнул в конюшню и через мгновение спешил уже по проходу к стойлу Альфы.

Альфы на месте не оказалось. Вместо серой в яблоках смирной кобылы Альфы там беспокойно переступала с ноги на ногу незнакомая молодая гнедая лошадь с гордо выгнутой шеей.

Михкель знал всех лошадей школы верховой езды. Гнедую он видел впервые. Где же Альфа? И почему гнедая стоит в ее стойле? От жуткого предчувствия Михкель вздрогнул.

И в тот же миг он услыхал знакомое ржание. Согласно школьным правилам, бегать в конюшне строжайше запрещалось, но сейчас Михкелю некогда было думать об инструкциях и обычаях. Он буквально полетел в дальний конец конюшни и обвил руками серебристо-серую шею.

— Альфа, — зашептал он. — Почему ты стоишь тут? Почему ты не в своем стойле?

Альфа покачала головой и снова коротко заржала. Это, видимо, должно было означать: «Сама удивляюсь. Очевидно, произошло недоразумение. Наверное, меня скоро отведут в мое стойло».

— Конечно, тебя скоро отведут в твое стойло, — подтвердил Михкель и опустил глаза. Он вовсе не был уверен, что сказал правду. Тревога, приведшая его сюда, вновь набирала силу. Но он не выдал Альфе своего волнения.

— Подожди маленько. — Он похлопал лошадь по шее. — Я схожу посмотрю, что тут происходит.

ГРУЗОВИК С ЛИСЬИМ ВЗГЛЯДОМ

Городские улицы опустели, не стало на них людей, только что спешивших на работу, когда грузовик с высокими бортами проехал по железнодорожному виадуку, свернул вскоре налево и остановился возле длинного, низкого строения. Из кабины грузовика выпрыгнул парень в вельветовой блузе, сверкнул зубами и крикнул:

— Э-ге-гей! Карета подана. Можете грузить свой хлам!

Старик в кавалерийских галифе, только что закончивший убирать двор, поморщился, заслышав громкий голос и «хлам». Он глядел на машину и на шофера с нескрываемым отвращением.

— Что ты мне кричишь об этом, — заворчал он. — Иди объяви директору, — и кивнул на открытую дверь.

Засунув большие пальцы рук за широкий брючный ремень, водитель вошел в разделяющий конюшни проход. Недружелюбие подметальщика не испортило его хорошего настроения. По-прежнему улыбаясь, поглядывал он на гнедых, каурых, бурых лошадей. Лошади поворачивали головы на звук его шагов, шевелили губами или тихонько пофыркивали. «Соната... Фараон... Карнавал...» — читал водитель на табличках, укрепленных над яслями, и посмеивался про себя. До чего же забавные имена дают скаковым лошадям! Водитель грузовика ездил по сельским районам. Он знал, что рабочие лошади обходятся и совсем простыми именами.

Гнедая кобыла кивала. Голова ее двигалась вверх-вниз, как у заводной лошадки, только внутри ничего не тикало. Вороной жеребец поставил передние ноги в корыто для овса. Его каурый сосед прикусил зубами край яслей, словно опасаясь, что кто-то заберет их.

«И у лошадей свои замашки. Ишь шельмы!» — подумал парень и подмигнул.

Сопровождаемый острым запахом лошадиного пота и сыромятной кожи, водитель перешел на людскую половину постройки. Комната, в которую ему нужно было, находилась в конце коридора. Стучать в обивку двери не имело смысла, и он постучал по дверной ручке:

— Товарищ директор, карета подана!

Какой старой может быть лошадь? Спросим лучше: до какого возраста доживают лошади?

Это зависит от условии их жизни. В школе верховой езды, где лошади каждый день приходится то бегать рысью, то скакать галопом, то прыгать через одинарные и сдвоенные барьеры, — пятнадцать лет уже почтенный возраст. Конечно, и пятнадцатилетняя лошадь в состоянии брать препятствия, но она будет быстро уставать, скорее, чем это предусмотрено расписанием школьных занятий. Она будет останавливаться перед препятствиями, протестовать против галопа. И не азарт соревнования будет в глазах ее, а все чаще тоска по конюшне и спокойном стойле. И это означает, что лошадь устала. Она достигла как бы пенсионного возраста, ибо — увы! — пенсия для лошадей не предусмотрена. Для них предусмотрены рысь и галоп с начинающими спортсменами и сложные прыжки с опытными всадниками. Но те лошади, которые уже не в состоянии выполнять это, должны уступить свое место в школе верховой езды молодым лошадям.

Такая судьба ежегодно постигала несколько лошадей школы. Но при этом обычно они переходили к новым хозяевам, которые не требовали от них ежедневно прыгать и галопировать. В большинстве случаев хозяевами стареющих лошадей становились колхозные или совхозные клубы верховой езды, где тренировок было не так много и жизнь текла гораздо спокойнее. И когда тамошний молодой неопытный тренер, случалось, ошибался, в каком порядке при выполнении разрядной нормы следует преодолевать препятствия, опытная в таких делах лошадь могла напомнить ему это. Но иногда бывало, что школе верховой езды требовалось срочно освободиться от старой лошади, хотя нового подходящего для нее места не нашли. Вот тогда-то к двери конюшни и подъезжал грузовик с высокими дощатыми бортами, на дверке кабины которого была изображена лисица.

Когда такое случалось, в школе верховой езды воцарялось сумрачное настроение. Конюх махал метлой. Он терпеть не мог подметать, но это занятие помогало ему успокоить нервы. Молоденький ветеринар запирался в своей маленькой лаборатории. Шорник, который обычно любил через каждый час распрямлять спину и прогуливаться по конюшне, так и сидел, согнувшись, за работой. А лошади, словно предчувствуя надвигающуюся беду, тревожно затихали и беспокойно шевелили ушами.