Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой Страница 41

Углубившись в пустыню, мы вышли из машины и отправились побродить в гигантских кактусовых дебрях. Кроме великанов-цереусов попадались и другие виды кактусов, привлекавшие не столько размерами, сколько необычностью формы. Среди них — опунция, средних размеров кактус с большим количеством закругленных лепешек, вырастающих одна из другой, сплошь заросших, словно мехом, желтовато-коричневыми иголками, из-за чего издали растение напоминает пушистого игрушечного медвежонка. Еще один странный обитатель Соноры — колючее дерево буджум с высоким стволом и длинными свисающими ветвями, покрытыми, словно многодневной щетиной, черными шипообразными прутиками. Когда у дерева накапливается достаточный запас влаги, из черных прутиков проклевываются листочки. Эти фантастического вида растения, достигающие шестидесяти футов в высоту, с опущенными «небритыми» ветвями, похожие на зеленую перевернутую морковь, и в самом деле — одни из удивительнейших созданий пустыни.

Нам посчастливилось попасть в пустыню в пору цветения кактусов, и мы окунулись в немыслимое буйство красок. Цветки зеленые, как нефрит, и желтые, словно нарциссы, багряные, будто вереск, и розовые, как цикламены, апельсиново-оранжевые и алые. Окажись вы случайно в пустыне среди колючего изобилия самых невообразимых форм и роскошных, словно восковых, цветков, и скажи вам кто-нибудь в эту минуту, что вы на Марсе, право же, вы бы этому поверили.

Хотя температура была очень высокой, из-за сухости воздуха мы почти не чувствовали жары. На самом деле длительное нахождение в кактусовом лесу чревато опасностью. Вы можете, сами того не замечая, сильно обгореть и вдобавок рискуете получить неожиданный укол острого, словно шпага, шипа. Попробуйте мимоходом задеть опунцию и вы убедитесь, сколь обманчив вид безобидного пушистого зверька. Целый час потом вы будете вытаскивать из рубашки и брюк колючие доказательства его любви. Жизнь Аластера, который шагу не мог ступить, чтобы не споткнуться, и который вдобавок вечно бегал сам и подгонял других, со времени нашего приезда постоянно висела на волоске. Однажды, выбирая нужный ракурс для кадра, он, пятясь, чуть не сшиб пожилой цереус, простоявший на этом месте около сотни лет и не пожелавший вовремя посторониться для режиссера фильма. Старик к тому же оказался неимоверно колюч. Вопли бедолаги Аластера, учитывая дувший в тот день попутный ветер, были слышны, думаю, в самом Лондоне.

Повезло нам и с помощниками. Сотрудники Сонорского музея пустынь — этого уникального заведения, в котором все экспонаты не чучела, а живые зверюшки, — приняли в нас самое горячее участие. К нашему вящему удовольствию, они разрешили нам набрать исполнителей главных ролей, большинство из которых были ручными, прямо из музея. Немного погодя мы поняли, что радость наша оказалась несколько преждевременной. Мы намеревались продемонстрировать хорошо известный способ ловли ящериц с помощью приделанной к палке петли из лески — способ, которым я сам неоднократно и успешно пользовался. Он заключается в следующем: вы незаметно подкрадываетесь к ящерице, осторожно накидываете ей на шею петлю, далее следует резкий рывок — и добыча у вас в руках. Для демонстрации техники ловли мы одолжили одну из старейших обитательниц музея — огромную почтенную игуану. У этих ящериц, двух футов длиной, толстое рыжевато-коричневое тело, широкая морда, выражением напоминающая Черчилля (только без сигары), и очень прочный хвост. Нашего будущего киногероя звали Джо и на морде у него было написано столько важности, словно он только что произнес речь о судьбах мира, а мы пристаем к нему с какими-то глупостями. Тогда мы деликатно начали объяснять, что от него требуется, а требовалось от него совсем немного — всего-навсего немного закопаться в песок, подождать, пока подкрадется Ли и аккуратно накинет петлю на его жирную шею, а когда он почувствует, что петля затягивается, начать рваться и брыкаться изо всех сил, будто он всамделишная дикая игуана, а не обученная хорошим манерам ящерица, прожившая четверть века в приличном обществе. Необычайно умное выражение его физиономии позволяло нам надеяться, что он усвоил все наши требования, а так как роль была к тому же немой, то мы окончательно уверовали в успех. Аластер, ничуть не сомневаясь, что перед ним восходящая кинозвезда, дошел до того, что потрепал Джо по голове, добавив ласково: «Молодец, змеюка!»

Но когда камеры были наготове, а Ли, вооруженная палкой с леской, только ждала знака режиссера, с Джо произошла странная метаморфоза. Как только его посадили на камень, он моментально утратил всяческую живость. На него напало что-то вроде рептильего сценического страха, и он сидел, абсолютно не шевелясь, словно образцово-показательное чучело. Даже когда затянувшая шею петля подняла его в воздух, он не только не трепыхнулся, но даже глазом не моргнул, будто и впрямь был набит опилками. И ничто не могло вывести его из транса. Мы орали на него, швыряли в него чем попало, совали ему под нос любимые лакомства — жуков, все напрасно. Он оставался по-прежнему недвижим, словно был высечен из камня. Наконец наше терпение лопнуло и Джо был с позором препровожден обратно в музей.

Со змеями нам повезло чуть больше. Стивен Хейл, наш консультант-герпетолог и змеиный пастырь, прибыл к нам на грузовике, полном сумок с извивающейся паствой, — зрелище, приведшее в ужас наиболее слабонервных членов нашей съемочной группы. Гремучая змея с ромбовидным рисунком на спине пребывала явно в дурном настроении, отчего начала трещать задолго до того, как подошла ее очередь выступать. Эта изысканной расцветки резвунья неутомимо протрещала всю свою сцену, время от времени делая злобные выпады повсюду, куда могла дотянуться. Арлекиновый аспид в умопомрачительном сочетании розового, красного, черного и желтого, похожий на аляповатый итальянский галстук, заставил нас поволноваться, развив такую прыть, что мы и оглянуться не успели, как его след простыл. Но, пожалуй, самой красивой и уж, бесспорно, самой сговорчивой оказалась пятифутовая молочная змея с иссиня-черной сверкающей чешуей в ярко-желтую полоску. У нее были огромные темные влажные глаза и слегка приподнятые уголки рта, что придавало ей необычайно кроткое выражение. Казалось, она все время застенчиво вам улыбается. Не выказав ни малейшего неудовольствия, она позволила поймать себя сначала петлей из лески, потом специальной палкой с раздвоенным концом, обнаруживала себя на камнях и под ними, бесконечно ползала по зарослям кактусов и других малоудобных колючек, разрешала брать себя на руки. При этом она нежно обвивалась вокруг пальцев, рук и шеи Ли. И только когда в финале раздались роковые слова Аластера: «Положи эту ящерицу вот сюда, на камень», змея разобиделась и укусила свою партнершу. К счастью, молочная змея неядовита.