Натуралист на мушке - Даррелл Джеральд Страница 43

— Это превосходное место для всех диких животных, — согласился Жан-Пьер.

— А мы как раз собираемся снимать сюжет с пресноводными черепахами, — сказал Джонатан, который еще несколько недель назад провел на Корфу предварительную рекогносцировку. — Камера скользит вдоль берега озера и показывает крупным планом расположившихся там водяных черепах. Ты и Ли подходите к ним, а они демонстрируют типичное поведение водяных черепах, например…

— Неподвижно сидят на камнях, — продолжил я. — Ты уже разговаривал с ними? Ты раздал им по экземпляру сценария? Они читали свой контракт? Я отказываюсь сниматься с черепахами, которые не читали своего контракта, не делают то, что им говорят, не слушают указаний режиссера и, что хуже всего, все время забывают свою роль. Надеюсь, ты помнишь, что моя репутация тоже поставлена на карту.

— Ну, ладно, ладно, — произнес Джонатан, бросив на меня свой хитклиффовский взгляд. — Я уверен, они все сделают как надо.

— А где мы будем их держать? — спросил я.

— А почему бы не в вашей ванне? — совершенно серьезно предложил Жан-Пьер.

Я представил себе, как управляющий «Клариджа» или «Уорлдорф-Астории» предлагает мне поселить у себя в номере бородавочников.

— Отличная идея, — обрадовалась Ли. — И мы будем их вынимать, когда нам самим потребуется принять душ.

— Да, это верно, а то они не любят мыло и горячую воду, — заметил Жан-Пьер.

По-моему, подобные разговоры могут происходить только на Корфу. Итак, мы поднялись в наш номер вместе с пресмыкающимися и, наполнив ишну водой, выпустили черепах. Змеи были оставлены прямо в мешках. Затем мы отправились в северную часть острова, в местечко под названием Коулоура, где Джонатан собирался снять наше «прибытие» на Корфу на борту каика — пузатой, ярко раскрашенной рыбацкой лодки, составляющей неотъемлемую часть греческого пейзажа.

Это был умеренно жаркий день, с прозрачным, как кристалл, голубым небом. Море было синим и спокойным, лишь с материка, с коричневых пологих холмов Албании и Греции, которые мы отчетливо видели через залив, долетал легкий ветерок. Мы ехали через оливковые рощи в прохладной тени, созданной серебристо-зелеными листьями и огромными, изъеденными временем дуплистыми стволами, неповторимыми, словно отпечатки пальцев, которые походили на изогнутые колонны соборов, поддерживающие купола из листьев. Вскоре мы вынырнули из прохлады оливковых рощ и направились по дороге, петляющей по склонам самой высокой юры острова Корфу — Пантократор. Местами один край дороги почти ответно обрывался вниз к сияющей поверхности моря, а другой проходил вплотную к уходящим в небо скалам; там, вверху, среди красновато-коричневых, золотистых и белых уступов, словно черные стрелы, мелькали черные ласточки, занятые постройкой из грязи и обломков камней своих решительных гнезд, похожих на половинки бутылок из-под кьянти.

Вскоре мы свернули на крутую, извилистую дорогу, ведущую к морю, засаженную необычайно высокими темно-зелеными кипарисами, которые были почти такими же почтенными великанами еще в 1935 году, когда я приехал сюда впервые. Вскоре мы увидели под нами гавань Коулоура, похожую на маленький изогнутый лук, на одном конце которой расположена, вероятно, самая красивая вилла на Корфу, принадлежащая моим старым друзьям — Памеле и Диснею Воген-Хьюз. На якоре в гавани стоял наш каик — великолепное большое судно, безукоризненно чистое, выкрашенное в белый и голубой цвета.

Пэм и Дисней встретили нас очень тепло — ведь мы не виделись уже несколько лет. Они любезно позволили нам сложить наше оборудование на лужайке перед их красивым домом, разрешили снять свой прелестный сад, усердно угощали нас прохладительными напитками и даже одолжили на главную роль свою сухопутную черепаху, которую звали Каррузерс. Их радушию не было границ. Захламив лужайку перед домом так, как это может сделать только съемочная группа, пока остальные члены команды устанавливали оборудование, мы пошли посмотреть на каик, чтобы убедиться в его полной готовности к нашей морской прогулке. И тут, к ужасу Джонатана, случилось непредвиденное.

В начальной сцене на борту лодки я должен был произнести следующие слова: «Все мы от рождения испытываем интерес к окружающему нас миру. Достаточно понаблюдать за поведением любого маленького ребенка — или даже детеныша любого животного, — и вы увидите, что они постоянно исследуют и обучаются, используя все пять органов чувств. С момента нашего появления на свет мы все являемся исследователями в этом сложном и удивительном мире. Однако когда человек становится старше, он нередко теряет интерес к окружающему миру. Но есть и такие люди, которые сохраняют его на всю жизнь. Это настоящие счастливчики. Именно их и называют натуралисты-любители».

Чтобы сцена получилась более выразительной, Джонатан решил, что на борту лодки должен находиться ребенок, который бы вместе с нами разглядывал большой чан, наполненный морскими созданиями. С этой целью он пригласил для съемок дочь хозяина маленького кафе, расположенного на берегу гавани, — очаровательную шестилетнюю девочку. Однако незадолго до нашего прибытия она совершила нечто настолько ужасное (мы так и не смогли узнать, в чем она провинилась), что ее мать пошла на беспрецедентный шаг (для Греции), как следует отшлепав ребенка. Результат нетрудно себе представить. Джонатан нашел свою маленькую героиню в слезах, сжавшуюся в комочек, отказывающуюся говорить, отказывающуюся надеть свое лучшее плап^, отказывающуюся вообще что-либо делать. Напрасно Пэм, Энн и я — те, кто говорил по-гречески, — с помощью лести, уговоров и мольбы пытались подействовать на ребенка. Даже щедрое обещание Джонатана (махнувшего рукой на бюджет) повысить гонорар с десяти до двадцати драхм не принесло результата.

— Мы не можем снимать эту сцену без ребенка, — сказал Джонатан. — Ради бога, Энн, сделайте что-нибудь.

— А что я могу сделать? — спросила Энн. — Если ребенок чего-то не хочет, вы не сможете его заставить.

— Тогда найдите того, который захочет, — скомандовал Джонатан. Итак, бедная Энн была откомандирована в ближайшую деревню на поиски нового героя.

— Вам обязательно нужна девочка или подойдет и мальчик? — спросила она перед уходом.

— Да хоть гермафродит, лишь бы это был ребенок, — мрачно произнес Джонатан.

В течение следующего получаса, в ожидании возвращения Энн, мы с отправились побродить по мелководью в поисках живого реквизита для съемок — вспыльчивых раков отшельников, обитающих в ярко раскрашенных раковинах моллюсков, других раковин с их законными владельцами и колючих крабов-пауков, которые высаживают у себя на спине целый водорослей и губок, помогающий им избегать обнаружения. При виде кого богатого выбора живого реквизита наш режиссер немного смягчил — хотя и продолжал проявлять некоторую нервозность, и мы все с нетерпением ожидали возвращения Энн.

Наконец она вернулась, победоносно улыбаясь, в компании с симпатичным мальчиком лет десяти. Но не успела машина с новым героем полностью остановиться, как дверь кафе открылась и на пороге появилась улыбающаяся девочка в новом красивом платье.

— Ты посмотри, милый, — воскликнула Пола. — Теперь у тебя целых ребенка.

— Думаешь, наш бюджет выдержит двоих? — спросил я Джонатана всей серьезностью. В ответ он лишь сердито сверкнул глазами.

Итак, весь остаток дня мы снимали сцену с лодкой, что было связано большими сложностями, поскольку наряду со съемками на борту (которые были трудными, но не слишком) Джонатан захотел забраться на гору и снять оттуда панорамный вид гавани вместе с домом Памелы и Диснея и величаво проплывающим через гавань каиком. Ввиду отсутствия рации договорились, что Джонатан поднимется на гору, а я буду наблюдать за в бинокль, пока каик описывает плотные круги в ожидании дальнейшей инструкций. Когда Джонатан взмахнет рукой, мы разворачиваемся на прямой курс и выходим в гавань. Нет нужды говорить, что из-за всех сложностей нам пришлось повторять свой маневр несколько раз. Наконец, когда Джонатан почувствовал себя удовлетворенным настолько, насколько это возможно для режиссера, мы собрали оборудование и отправились в долгий и жаркий обратный путь, мечтая о напитках со льдом, чистой одежде и вкусной еде.