Айвен Сандерсон - Карибские сокровища Страница 46

Нам оставалось уповать только на добрый совет, и мы рассекали тушу согласно этому плану. В соответствии с ним мы вычленили обе ветви нижней челюсти, а затем все остальные кости скелета. Эта теория ни разу нас не подвела, даже когда мы искали две косточки, оставшиеся от нижних конечностей, непохожие друг на друга и вдобавок упрятанные где-то в тканях брюха. Теория так прекрасно подтверждалась на практике и Уолтер с Мартинеусом были так поражены безошибочностью наших находок, что, мне кажется, они по моему приказу безропотно вскрыли бы любое место на туше кита, скажи я им, что там находится фарфоровый чайник в цветочках.

Дело оказалось захватывающим и увлекательным. Вынув все кости из середины туловища (то есть ребра и позвонки), мы расчленили тушу на три части. В средней части костей уже не осталось — все они громоздились, как частокол, на берегу. Хвост, представлявший собой плотную массу крепких, как сталь, мышц и сухожилий, сохранил и некоторое количество позвонков вместе с межпозвоночными дисками и маленькими, в форме буквы Y, остистыми отростками, примыкающими к ним снизу. Мы подсчитали, сколько их там должно быть. Третья часть — голова — включала только череп, два сросшихся с ним позвонка и кости языка. Прервав работу, мы уселись отдыхать в ожидании прилива.

Как мы и запланировали, нам все время везло! Прилив, который для нас играл роль отсутствующей лебедки, аккуратно разделил три части туши и унес ненужную середину в открытое море, на прокорм стервятникам. Хвост мы обвязали веревкой, втянули как можно дальше в самый максимум прилива и привязали к шесту. Голова же прочно застряла в глине.

Это потребовало двух дней работы, и все время я, как слабосильный, занимался тем, что вырезал из плавника разные косточки и окружающие хрящи, зарисовывал их расположение, заворачивая затем каждый «пальчик» в марлю. Прочность подобного плавника тот, кто не резал его собственными руками, не может даже вообразить. На следующий день мы вырезали громадный резервуар с жиром из черепа и очистили его от других тканей. Покончив с этим, мы, в ожидании прилива, атаковали хвост. Прилив и на этот раз послужил нам верой и правдой — смыл с черепа все клочки мяса и унес их вдаль. Череп, увязший в иле остался чистенький как стеклышко. С хвостом мы провозились два полных дня, потому что он был плотнее всех других частей и его почти не коснулось разложение. Наконец мы извлекли из него все кости. Последний позвонок оказался крохотной шаровидной косточкой с небольшой орешек.

Через пять дней наш труд был завершен. Все кости, в том числе десятифутовые челюсти, лопатки величиной с карточный стол и длинный ряд позвонков, напоминающих пеньки от солидных деревьев, были выложены на глинистом берегу под сенью мангровых, и оставалось только вытащить на берег череп. Но тут мы оказались бессильны.

Череп взрослого кашалота — не игрушка. Это предмет самой странной формы, похожий на громадную ванну, у которой не хватает трех стенок. Спереди он суживается в узкий отросток; сзади — над небольшой мозговой полостью — переходит в полукруглый вогнутый гребень. На эту конструкцию опирается расположенный во лбу и носу животного резервуар жира, и в его пролет мы могли залезть вчетвером и работать, не мешая друг другу. Вес черепа, заполненного водой и жиром, был, вероятно, побольше тонны, поэтому он и засел так глубоко в вязком дне. Как назло, он выбрал для себя единственную на всем побережье глубокую яму! На этот раз не помог даже прилив — наша верная «лебедка». Мы вырубили великанские шесты — деревья, которые и нести-то могли только вчетвером. Попытались сделать из них рычаги, перекопав тонны глины и построив опоры из бревен. Но все наши усилия, были тщетны. Не могут четверо людей, даже с помощью рычагов, поднять на четыре или пять футов тонну сплошной кости. Мы с горечью отступили.

Когда моторка лоцмана в конце недели пришла за нами, мы были погружены в бездну отчаяния и разочарования, но взяли с собой все кости, которые могли захватить, не считая разделочных «орудий», потом еще раз приехали туда на лодке грузоподъемностью десять тонн и с еще тремя рабочими. Ничего у нас не вышло. Блоки лопались, канаты рвались, а мачта нашего судна переломилась, как спичка. Мы еще раз вернулись на китовую отмель уже на настоящем, большом пароходе, с двухтонной лебедкой и дюжиной рабочих, но, увы, в наши планы вмешалось нечто властное и неожиданное, о чем вы вскоре узнаете, — и прекрасный череп остался в своей илистой могиле памятником наших бесплодных усилий.

Это разочарование омрачило для нас последние часы, проведенные на ракушечной отмели. Последняя ночь запомнилась как сплошная пытка — наше и без того унылое настроение стократно усилил бриз, который принес с суши во время обеда не только привычных мучителей — монпиерр, но и легионы изголодавшихся комаров. Самые неприятные события прошлого обычно легко забываются, и я должен признаться, что воспоминания о монпиеррах, комарах и протухших в последние два дня остатках питьевой воды сильно потускнели, но я долго не мог найти себе места, до глубины души уязвленный тем, что живу в стране, где рядом со мной уже много месяцев пропадает недосягаемый китовый череп.

По великим рекам

После истории с китом мы переквалифицировались в плотников ради собственного комфорта и профессионального долга, но сначала мы целых три дня сидели и обдумывали планы. Результаты были занесены в список, включающий в себя до мелочей все, что только могло понадобиться в экспедиции для специализированной работы и наших житейских удобств. В перечень были включены самые различные предметы, которые могли пригодиться в трудную минуту, — на основании нашего прошлого опыта. Затем список был разделен на шесть основных групп, и каждому из нас было поручено по две таких группы.

Тщательно все продумав, мы разбили каждую из групп на два раздела и соответственно на десять подгрупп, от первой (включая пункты 1а и 1б) до девятой, от десятой до девятнадцатой, от двадцатой до двадцать девятой и так далее, причем предметы были рассортированы в строгой зависимости от их назначения. Таким образом, у нас в руках оказался полный, чисто теоретический, список снаряжения, которое мы должны взять с собой, с классификацией по назначению, так что все номера от первого до девятого относились к приспособлениям для отлова животных, с десятого по девятнадцатый — для сохранения коллекций и т. д.

Затем мы предприняли инвентаризацию уже имеющихся у нас вещей. К тому времени у нас скопился самый невероятный набор пожитков. Сами подумайте — мы жили в местах, чрезвычайно непохожих друг на друга, собирали зоопарк, разделывали китовую тушу, ремонтировали машину и занимались вообще немыслимыми и странными делами. Наш первый список был исключительно теоретическим. Второй — инвентаризационный — должен был быть сугубо практическим. На деле он оказался крайне непрактичным.