Вячеслав Пальман - Песни чёрного дрозда Страница 48

Не спалось. Здесь подувал холодный северный ветерок, а воздух казался особенно чистым, без всяких запахов — так легко проникал он в лёгкие, так неслышно дышалось.

Над горизонтом взошла большая красная луна. Её неверный свет усилил беспокойство. Хоба так и не отдохнул. Поднялся и большой неслышной тенью пошёл по старой оленьей тропе вниз, на поиск своего счастья.

Уже в лесу с высокой пихты прямо к нему шарахнулась большая сова. Хоба разгневанно прыгнул в сторону, хищная птица сама испугалась, забила по воздуху крыльями и тягуче закричала, оповещая лес о неудаче. Олень постоял, рассматривая зыбкие тени вокруг, потоптался и снова лёг.

Вероятно, он крепко уснул, иначе утренняя встреча не была бы для него такой неожиданной.

Он ещё не проснулся, а влажного носа его уже коснулся запах оленей. Хоба вздрогнул, открыл глаза и вскочил. Шесть пар блестящих глаз рассматривали рогатого незнакомца со всех сторон. В предрассветной мгле серели тела безрогих ланок. Не он нашёл свой осенний гарем, ланки сами «открыли» рогача и теперь с любопытством разглядывали.

Вскоре он уже пасся вместе с четырьмя ланками и двумя сеголетками, старательно срезал зубами влажный пырей и не без аппетита жевал. Беспокойство, владевшее им, как-то незаметно поутихло. Все стало на своё место. Хоба вёл себя сдержанно, спокойно, как глава семьи, возвратившийся домой после длительной отлучки. Не одинок, и это очень приятно.

Вечером он отогнал трехлетнего рогача, неосторожно сунувшегося к ланкам.

Ветерок накинул в открытую долину реки запах ещё одного стада. Что-то в этом вестнике нового особенно затронуло вожака. Он сорвался с места, и не успел его гарем удивиться, как исчез в лесу. Сквозь редкий лес рогач пролетел пулей, вырвался на опушку и, поражённый, остановился: среди высокого разнотравья ныряли оленьи головы. Пять ланок и два рогача разглядывали его. Пока шло это безмолвное ознакомление, одна из ланок, повыше других, с крупным ланчуком, у которого выросли уже заметные рожки, несколькими скачками подлетела к вожаку и раздула ноздри, сердясь на мужское непостоянство. Явился наконец! А не ты ли покинул меня с малым дитем чуть не год назад?..

Как обрадовался Хоба, как грациозно обежал Рыжуху, как шумно задышал!

Он обнюхал её мордочку, лизнул, потом издали обследовал слегка оробевшего ланчука, чем-то напоминавшего молодого Хобу, и милостиво согласился видеть его рядом с Рыжухой и впредь. Как-никак все же родня. Сынок…

Пообвыкнув в обществе своей прошлогодней подруги, Хоба осторожно повёл её и ланчука через лес в оставленный без присмотра гарем. Рыжуха шла спокойно, но когда на поляне увидела новое стадо и догадалась, что Хоба имеет к этим четырём ланкам прямое отношение, вдруг заупрямилась и до самого вечера так и не подошла к соперницам.

В общем, началось…

Он ходил возле неё то грозным повелителем, то робким поклонником, оттеснял от леса боком, угрожал рогами, фыркал или ложился так, чтобы загородить дорогу в сторону, но Рыжуха упрямо держалась особняком, всем своим видом показывая — или я, или они… Те, другие ланки тоже почувствовали себя ущемлёнными и попробовали уйти в сторону. Хоба бегал возвращать их, потом кидался к Рыжухе, вид у него был довольно растерянный, кормиться совсем некогда, и неизвестно, чем бы вся эта сладкая семейная жизнь кончилась, если бы на поляне не появились ещё две ланки. Вот тогда Рыжуха и решила, что четыре соперницы все же лучше, чем шесть, вошла в гарем с этим определённо высказанным условием, а Хоба догадался прогнать новых пришелиц, восстановив, скорее всего на время, покой в своём хлопотливом хозяйстве.

Два дня они ходили близ перевала.

Наутро он потянул свой гарем к перевалу. А почему бы и нет? Ланки шли не очень охотно. Может быть, они и совсем не пошли бы, но Рыжуха, знакомая с югом, родившаяся там, стала на сторону вожака, а остальные не рискнули отстать и тем самым согласиться, чтобы эти трое удалились без них.

Пахучие джунгли возникли за чертой лугов, на оленей потянуло душистым духом тёплых склонов и мягко-раздражительным запахом далёкого моря.

Они были на юге. Именно там, куда впервые проторил дорогу Хоба, шествуя за Человеком.

Молчанов как раз и добивался этого: олени заповедника должны знать дорогу через перевал. Для своего же благополучия. Пусть не все девять тысяч сразу. Пусть сперва единицы, а уж потом…

Над охотничьим домиком с раннего утра вился пахучий дымок. Топили берёзовыми поленьями. Так распорядился Капустин. Окна светились далеко за полночь, как и подобает в компании, прибывшей отдохнуть.

Семеро гостей в первый день просто гуляли по лесу, беседовали с лесником, слушали рассказы Петра Марковича о зверях и недобрых людях, которых называют браконьерами, и вместе с ним ругали злодеев всякими нехорошими словами.

Потом на кордон прибыл лесник Бережной и ещё двое. Тоже гуляли по лесу, далеко заходили да время от времени расспрашивали Семёнова, где он встречал косуль, серн и нет ли поблизости отсюда оленей.

Оленей поблизости не было, они спускались месяцем позже. Но случались, конечно, исключения, приходили и в августе, особенно на урочище Псух, куда сходила звериная тропа с альпики. Там, да ещё в одной долине почти всегда жируют кабаны. Много кабанов.

Вечером гости смеялись, когда Семёнов рассказал о диком вепре, вожаке семьи, которого он называл «С приветом».

— Значит, и медведя загнал на дерево? — переспросил влиятельный снабженец, негласно признанный остальными гостями за старшего.

— Здоровенного медведя! — подтвердил Семёнов.

Ещё посмеялись, а потом затихли, поглядывая на жаркий камин. Кажется, все подумали об одном и том же. Вздохнули. И тогда снабженец сказал, выражая почти единодушное мнение:

— На шампуры бы вашего «С приветом» да вот в этот камин, чтобы зря не горел…

И все ещё раз дружно вздохнули, а Капустин выразительно посмотрел на Бережного. Дядя Алёха опустил глаза. Тема иссякла.

Утром гости взялись чистить и проверять друг у друга ружья. Лесник Бережной с двумя приятелями спозаранку ушёл в горы. Куда — не сказался.

А вечером жена Петра Марковича, вернувшись домой, тихонько заметила мужу:

— Слышь-ка, а ведь наши-то гости свежатину добыли…

— Откуда знаешь?

— В кухне прибралась, заглянула к ним, а у них, значит, свой ужин. На столе вино, а сами сидят у камина и на железных прутьях куски жарят. Капустин сразу выпроводил меня.

Семёнов посмотрел на часы. Десять. Накинул куртку и, несмотря на довольно позднее время, решительно пошёл в охотничий дом.

Окна светились, дымок из трубы все ещё шёл, и пахло жареным. Хорошо пахло, аппетитно. Семёнов зашёл с чёрного хода. На кухне за столом сидел Бережной и два новых лесника. Ужинали. И водка стояла. Семёнов по духу из мисок догадался — козлятину едят.