Станислав Старикович - Зверинец у крыльца Страница 51

Сперва кажется, будто комарам с ногами не повезло. Например, у шустрых мух ноги короткие и крепкие. А у бледных мучителей, предпочитающих до поры до времени таиться среди хвоинок и былинок, конечности длинные, тонкие, предназначенные не для беготни, а для лазания. Не только коготки на лапках уподобляют комаров альпинистам (те одевают крючья или трикони) — на сгибаемой ветром былинке вряд ли удержишься без присосок у основания коготков.

По конечности можно выяснить и кто кусает.

Переносчики малярии (анофелес), сев на стену или щеку, этаким манером ставят ноги, что задняя часть туловища задирается вверх. Впрочем, во время зимовки и они сидят, как все — держат туловище параллельно поверхности. Других комаров — кулексов (пискунов) и аэдес (кусак) — советуют различать так. У кусак задняя голень длиннее первого членика задней лапки, у пискунов она равна ему или короче. Не правда ли, просто? Поймайте комара, измерьте лапу, и все будет ясно.

Здесь самое время рассеять недоразумение: многие боятся большущих комаров с длинными ногами - долгоножек. Мол, они так могут тяпнуть, что из глаз искры посыпятся. Выдумки это. Племя долговязых великанов не кусается. Они вегетарианцы. Модули же — защита. Нет, добродушные гиганты не лягаются. Сидит себе долгоножка на листике, расставив ноги. И хищники почти всегда вцепляется именно в ногу. Та неожиданно обламывается и дергается вроде хвоста, отброшенного ящерицей. Хишника берет оторопь. Долгоножка же уносит остальные ноги.

Коли зашла речь о том, какие бывают комары, нужно сказать и кто они. Они насекомые. В учебниках написано: тельце насекомых разделено на три отдела: голову, грудь (легких в ней нет, это вместилище мышц, двигающих крылья) и брюшко. Тело сложено из сегментов — насечек. Отсюда и пошло слово «насекомые».

А откуда пошли сами комары? Странный вопрос. Кто не знает, что они — выходцы из болота или лужи.

Иначе думали прежде. Одна легенда говорит, будто комары посланы на Землю великим духом в наказание за гнусные сплетни какой-то бабы. А вот сахалинское племя айнов родословную комаров, слепней и прочего гнуса толковало так. На горе среди племени жил громадный одноглазый людоед. Самый смелый айн отважился на схватку со страшилищем и сумел вонзить стрелу в его глаз. Чтоб от душегуба ничего не осталось, он сжег его тело и развеял пепел. К несчастью, пепел кровожадного тирана превратился в гнус. Но айны рассудили: «Лучше все же страдать от кровососов, чем иметь среди своего народа одноглазого людоеда». Право, лучше!

Заметим, что даже комарихи не всегда лютуют. Они готовы испить воды, особенно в жару, не пренебрегают и витаминизированными соками растений, готовы слизнуть молока, прильнуть к помойке... А кожа животного их интересует только после свадьбы.

Многие на собственном опыте убедились, что лучшие дать комарихе закончить трапезу, нежели прихлопнуть ее на месте. От остатков вонзившегося в кожу хоботка вздуется пузырь. Правда, и от ее слюны зудит место укуса — в ней антикоагулянты, ускоряющие ток крови. Слюна раздражает и ткани растений, усиливая отделение соков.

После того как совет не тревожить впившуюся в кожу комариху я напечатал в журнале «Химия и жизнь», в редакцию пришло вот такое письмо читателя. «Летом в Карелии я (читатель.— С. С.) проделал следующий эксперимент. Все питающиеся мной комарихи (судя по всему, пискуны) были разделены на три группы. Одна группа (15 штук) спокойно насытилась и улетела целой и невредимой. Другой группе (20 штук) я помешал поесть, постучав пальцем по коже около облюбованного места, и комары улетели голодными, но целыми. Третьи были подвергнуты смертной казни на месте преступления (50 штук). Результаты эксперимента таковы: после 15 обедов первой группы—15 вздувшихся и чешущихся пузырей; после 20 обедов второй группы — 3 пузыря (видимо, этим трем комарихам удалось отведать моей крови); на месте уничтоженных комарих — ни одного пузыря! Стало быть, когда некто начинает сосать вашу кровь, то первое побуждение прихлопнуть его на месте, судя по результатам моего эксперимента, единственно правильная реакция».

Кто хочет — повторите эксперимент, интересно ведь лично убедиться, что для вас лучше — слюна или хоботок, то есть казнить комариху, во время ее трапезы или миловать?

После опубликования в журнале предыдущего письма почта из Казани доставила в редакцию новое послание. «Работая в заповеднике, густо населенном комарами, я обнаружил следующее: при поиске места кормления комар осторожен и пуглив, но во время акта кровопития совсем теряет бдительность. Если в это время небольшими ножницами осторожно отрезать заднюю часть его брюшка, комар как ни в чем не бывало продолжает свое дело. Кровь вытекает из образовавшегося отверстия, пока у донора выдерживают нервы, после чего эксперимент прекращается самым радикальным способом, рекомендованным предыдущим комароведом. Возможно, комар чувствует себя сытым по возросшему давлению выпитой крови в желудке; при повреждении брющка давление не возрастает и насекомое сосет о самозабвения. Не использовать ли это в поликлиниках, когда у кого-то необходимо взять кровь для анализа, а он боится медицинских принадлежностей? Ведь всего укус комарика...»

А один из жителей Мурманской области, где комарами пруд пруди, написал в «Химию и жизнь», что, по его наблюдениям, комарихи на теле человека чаще всего стараются вонзить жало в те места, куда врачи-иглотерапевты направляют иглу. Причем комарихи будто бы особенно любят общеукрепляющие акупунктурные точки на кистях рук и предплечьях. Ну не удивительно ли? Вдруг это подтвердится!

Человек, пострадавший от комаров, слепней и даже пчел, может умерить боль, потерев волдыри зеленым перышком лука: его сок в этих случаях действует успокоительно. Иногда помогает и белое молочко одуванчика. Чтобы лук и одуванчик проявили свою силу, рекомендуют выдернуть из кожи вонзившееся жало. Пчелиное выдернуть просто, а вот извлечение крохотного комариного хоботка — предприятие для виртуозов.

Жало комарихи, вернее, ее верхняя губа, неимоверно вытянуто и срезано, как медицинский шприц. Тонкий и нежный шприц не вонзишь без упругих челюстей, покрытых естественным клеем и потому плотно прилегающих к хоботку. Нижняя губа, словно футляр, держит весь хирургический инструмент в плотной пачке. А пачка, понятно, красуется на физиономии.

Присев на корову или на двуногого властелина планеты, комариха копошится, выбирая подходящее место. Затем щетинки (мандибулы) впиваются в кожу, нижняя губа скользит по хоботку и обнажает шприц. Порой его давление превышает давление товарного вагона на рельсы. Но кожа упруга. Предусмотрено и это — шприцу помогают зазубренные челюсти. Они, как пила, ерзают взад и вперед. И вот Дело сделано. Пробуравлена дырка. Введен шприц. Чтобы он не засорился, тут же инъекция слюны. След за этим начинает работать глоточный насос. Он устроен вроде насоса для омывания ветрового стекла автомобилей. Раз есть насос, должен быть и приемник красной жидкости. И вправду, кровь перекачивается в специальный пищевой резервуар. Оттуда она мало-помалу поступает в среднюю кишку, где и идет пищеварение.