Анатолий Рождественский - На поиски динозавров в Гоби Страница 53

Как нарочно, кинооператор не взял дальний объектив, и съемка с такого расстояния оказалась невозможной. Было уже около двух часов дня. Не позднее, чем через два часа, мы должны были уже возвращаться, чтобы успеть засветло добраться в лагерь. При отъезде мы условились с Ефремовым, что, если сегодня не вернемся, значит с нами что-то случилось и нам необходима помощь. Тяжелая машина не смогла бы пройти через пухлые глины и пески Ширэгин-Гашуна, и Ефремову пришлось бы возвращаться в главный лагерь на Алтан-Уле, чтобы организовать оттуда караван верблюдов. Розыски с караваном заняли бы не менее 10 дней. Поэтому, когда Николай Львович стал меня уговаривать пойти с ним на съемку поближе к барханам, я сначала не соглашался, боясь опоздать в лагерь, но так как было досадно возвращаться ни с чем, я все же поддался уговорам, согласившись только пересечь саксаульную рощу, чтобы лучше видеть барханы. Это было всего 2–2,5 километра пути в один конец и столько же обратно. Оставив "Козла" с его хозяином под одним из кустов (покрышки были усеяны колючками саксаула, и Александрову предстояла большая работа), мы двинулись с Прозоровским в путь.

Пройдя саксаульную рощу, мы установили, что теперь вовсе не видно барханов главной гряды, так как незаметно мы понизились. Это была непредвиденная неприятность: вернуться назад к машине — обидно, идти вперед — рискованно. Уже шел четвертый час. Впереди, километрах в трех, торчал какой-то обрыв, с которого, по-видимому, барханы можно было бы хорошо снять, и мы пошли.

По мере приближения к обрыву он распался на цепь отдельных барханов высотой в 50–60 метров. Они-то и скрыли за собой основную гряду могучих барханов до 120 метров высотой.

Увязая все время в песке, мы через час преодолели это расстояние и взобрались на первый бархан, но… тут оказалось, что за ним стоит более высокий бархан, из-за которого главной гряды по-прежнему не видно. Мы были в полном изнеможении.

Все же, собравшись с силами, мы начали штурмовать второй бархан; с него, как на ладони, мы увидели, наконец, то, что желали. Километрах в 5–7 (не менее) раскинулась главная цепь грозных песков. Барханы все время как бы вздрагивали нервной дрожью — это пробегавший ветер создавал характерную рябь. Над главной грядой нависла сизая пелена, а по гребешкам барханов поднимался легкий дымок. Кроме монотонно свистящего ветра, никакие звуки не нарушали величавого покоя.

Прозоровский приступил к съемке, которая, конечно, вместо предполагаемых пяти минут заняла около часа. Пока мы были увлечены съемкой, ветер начал крепчать, осыпая нас волнами песка. Отдельные шквалы бросали в лицо такую порцию песка, что перехватывало дыхание. Все же мы закончили работу, вернее, полностью израсходовали взятую пленку.

Была уже половина шестого, когда мы повернули к машине, находившейся от места съемки не менее чем за 6 километров. Перед нами расстилалось широкое песчаное поле, поросшее редкой травкой, а за ним длинная полоса саксаула, в которой проглядывали отдельные барханчики. Под одним из них и стоял наш "Козел". Никаких приметных ориентиров не было, кроме наших собственных следов, которые, чем дальше мы двигались, тем более, к нашему несчастью, были заметены песком. Через несколько сотен шагов следы совсем пропали, и пришлось идти наугад. Прозоровский, несмотря на то что нес 16-килограммовую кинокамеру, шагал очень быстро.

Наконец, мы добрались до саксаула и попытались еще раз найти следы, но тщетно — их не было! Мы сбились с правильного пути. Чтобы не расходовать в напрасной беготне наши силы, мы решили идти сейчас направо к виднеющемуся бархану, у подножия которого, по нашим расчетам, находилась машина; если же ее там нет, то взобраться на верхушку бархана и ждать наступления темноты, а с ней и сигнала шофера либо костром, либо трассирующими пулями.

Итак, мы повернули направо. Было уже 7 часов вечера. Ноги, проделавшие без отдыха километров 12 по сыпучему песку, отказывались идти. Во рту давно уже пересохло, и губы потрескались. День, как назло, был очень жаркий и тягостный. Вокруг только безучастная пустыня. Хотелось лечь и не двигаться, но надо было бороться, бороться за жизнь! Вскоре высокие кусты саксаула скрыли от меня кинооператора, шагавшего немного поодаль. Я звал его, но ветер относил мой голос в сторону, и я поплелся один. Пройдя с километр или более, я вдруг заметил, как что-то блеснуло в кустах. "Лобовое стекло "Козла""! — мелькнула у меня мысль. Это придало мне энергии, и я зашагал бодрее. Действительно, через несколько минут я увидел метрах в 700–800 длинную фигуру Александрова, державшего в руках винтовку. Он сигнализировал нам, стреляя из винтовки, но не учитывая, что при сильно гудящем ветре звук выстрела просто не слышен.

Через четверть часа я был уже около машины. Прозоровский не пришел: что с ним случилось, мы не знали. Я велел немедленно выезжать на пригорок и зажечь костер, дым от которого хорошо виден и днем. Едва машина тронулась, как где-то неподалеку раздались крики, и мы увидели среди кустов саксаула белую фуражку, которой махал нам Прозоровский метрах в 200 справа.

После 10-минутного отдыха мы двинулись в лагерь. Вскоре стемнело, и мы вынуждены были, напрягая зрение, не отрывать взгляда от земли, чтобы не потерять единственный теперь ориентир — след нашей машины.

К 11 часам вечера мы добрались до лагеря, окончив изнурительный путь через пески и глины. В лагере уже беспокоились и давали нам сигналы, которых мы, однако, все равно не видели. Барханной эпопеей и закончилось пребывание экспедиции в Ширэгин-Гашуне. На другой день мы вернулись в главный лагерь на Могиле дракона.

Раскопки здесь были в полном разгаре. Малеев со своей военной хваткой форсировал работы. Плиты, заключавшие скелеты динозавров, были прочны, как гранит, и их выламывали по кускам, в которые попадало некоторое количество костей. Каждый из кусков весил сотни килограммов, а иногда и более. Такие глыбы упаковывали в кошму и заколачивали затем в громадные ящики. Часть лагеря располагалась прямо на Могиле дракона, а часть наверху — на плато. Между лагерями курсировала спущенная в ущелье полуторка, которая доставляла с раскопок коллекции для перегрузки их на тяжелые машины, отвозившие коллекции в Далан-Дзадагад и Улан-Батор.

Теперь общее руководство всеми работами в районе Алтап-Улы (Могила дракона, Цаган-Ула, Наран-Булак) возглавил Ефремов, решивший до конца раскопок больше никуда не уезжать из Нэмэгэтинской котловины.

Мне Ефремов поручил провести разведочный маршрут на восток — в район Номогон-Сомона. Я поехал с Прониным (на "Дзерене"). Кроме нас, в состав отряда вошли препаратор и рабочий — монгол, исполнявший обязанности и переводчика.