Василий Алферов - Утро года Страница 56

Недалеко то время, когда полые воды широко разольются по луговым просторам, запоют пароходные гудки, а на бескрайних заволжских полях зарокочут тракторы и сеялки. Скоро, очень скоро,

А пока — снега еще белеютИ проталины чуть-чуть видны.Но идет и солнцем щедро греетРадость неуемная весны!

В тени осокоря

В пойме правого берега Волги, километрах в шести от города Куйбышева, есть глубокий овраг. Свое начало он берет от Рождественской воложки и уходит далеко за поселок Ольговка. В весенний паводок овраг до краев наполняется водой, а в низком месте, близ озера Утоплого, образует пролив, по которому в луговые ложбины идет на икромет рыба.

Вдоль оврага, по обеим его сторонам, стоят и неумолчно перешептываются высоченные, толщиною в несколько обхватов, осокори. Все они, как близнецы, похожи друг на друга, а в каждом из них — по одному, по два круглых отверстия, будто нарочно просверленных. Это — естественные дуплянки, привлекающие стаи скворцов во время их гнездования.

В этот уютный, веселый уголок я заглянул в один из погожих майских дней, когда весь птичий «сводный» хор был уже в полном составе и в перелесках слышались звонкие песни пернатых исполнителей. Приехал я сюда за тем, чтобы разведать новые рыбачьи места, а более всего узнать: образовался ли пролив возле озера Утоплого и можно ли в нем рыбачить. Оказалось, в проливе уже можно было рыбачить, и я очень пожалел о том, что не захватил с собой ни одной удочки.

Домой возвращаться не хотелось, и я, большой охотник до пения птиц, решил остаться на их «концерт». Подойдя к устью пролива, расстелил на молодую, до прозрачности зеленую траву плащ и прилег под тенью старого, ворчливого осокоря, к которому уже подступала полая вода. И тут же заметил, что в дупле этого осокоря — скворчиное гнездо, а в нем — маленькие скворчата. Соседство для меня приятное, но я подумал, что мое присутствие напугает пернатого воспитателя потомства, принесет ему много беспокойства за судьбу гнезда, нарушит порядок кормления птенцов. Не успел я подумать об этом, как прилетел скворец, держа в клюве какое-то насекомое. Скворец заметил меня и сел на сучок вдали от гнезда. Ероша перья и нервничая, он издал продолжительный хриплый звук и спустился пониже. Послышался писк скворчат. Скворец мгновенно юркнул в дупло. Скворчата запищали еще пуще. Но скворец, покидая гнездо, издал внушительный и, по всей вероятности, предостерегающий звук: «Пхы-ы-ы!» Это, видимо, он строго-настрого прицыкнул на скворчат, чтобы они сейчас же замолчали.

Мне захотелось подольше понаблюдать за скворцом. Через несколько минут он снова прилетел, но был уже менее осторожен, не проявлял особого беспокойства и только искоса посмотрел в мою сторону. А когда прилетел в третий раз, то совсем не обратил на меня внимания — тут же, с лета, нырнул в гнездо. Мое присутствие больше уже не пугало скворца. Любовь к детям сильнее всякого страха.

Наблюдал я за скворцом ровно пять часов. За это время он сделал 120 рейсов — 60 к гнезду и столько же в луга, за насекомыми. Скворец перелетал через пролив, скрывался за мелким кустарником. Расстояние туда и обратно — метров двести — покрывал за пять минут, налетав в общей сложности 12 километров, и все время трудился усердно, что называется, не покладая крыльев. Принося детям корм, он иногда задерживался в гнезде дольше обычного, тратил секунду или две на очистку гнезда. Улетая, скворец выбрасывал из клюва помет не рядом, а в нескольких метрах от гнезда. Вот ведь какой молодчина!

Нетрудно подсчитать, сколько рейсов сделает скворец за целый день — скажем, за 16 часов или за весь период выкармливания птенцов, сколько налетает километров и, что особенно важно, сколько истребит вредных насекомых. А если взять во внимание многие десятки скворчиных гнезд, свитых в дуплах старых приовражных осокорей? Тогда подсчет усложнится и результаты получатся весьма внушительные.

Мне не хотелось покидать этот прекрасный уголок и возвращаться в город, под крышу многоэтажного дома, где только и видишь одних изнуренных горячим солнцем воробьев, которые против своих собратьев — полевых воробьев-щеголей кажутся замухрышками. Однако надо было уже торопиться к переправе.

Уходя, я не утерпел, чтобы не взглянуть на скворчат и узнать — сколько их? Рука с трудом пролезла в гнездо, и я осторожно, по одному, вынул из него четырех желторотых птенцов, едва покрывшихся редким пушком. Глазастые, с большими ртами, они сидели на моей ладони смирно, не издавая ни единого звука. Крошечные, беззащитные птенцы, вынутые из темного дупла в отсутствии скворца на вольный свет, жмурились, боязливо жались друг к другу. Я минутку подержал скворчат, дал немного обдуть их свежим приятным ветерком, потом положил в гнездо и долго ощущал на ладони их трепет и теплоту.

…Солнце близилось уже к закату, когда я шел к переправе, а скворцы все продолжали усердно трудиться — стремительно летали взад и вперед: одни к гнездам, другие из гнезд; заботливо отыскивали корм для своих желторотых малышей, аппетиту которых можно только позавидовать…

Здравствуй, лето!

Июнь. Пронизан мрак полночный

Душистым запахом теплиц.

Спадает яблонь цвет молочный,

Мерцают отблески зарниц.

Июнь — самый радостный, шумный, какой-то праздничный месяц. Все цветет, все благоухает. И неспроста народ прозвал его разноцветом. Все рады первому летнему месяцу — и люди, и птицы, и все живое на земле. Деревья перешептываются густой темно-изумрудной листвой, молодые сочные травы колышет легкий ветер, а в заволжской пойме неумолчно поют на разные голоса птицы.

В июне созревает земляника, колосится рожь, синеют ласковые васильки. На лесных опушках цветет малина. У животных — период развития потомства, у многих птиц появляются на свет и растут птенцы. В полях перепела-самцы приглашают «на прополку»: «подь-полоть, подь-полоть», — а самки плотно сидят на гнездах. Всю ночь в лугах, на гривах, трескуче кричат коростели.

У некоторых птиц (бекасы, дупеля, вальдшнепы) кладки бывают запоздалые, иногда в начале июля. А вот скворцы, синицы, корольки, лесные жаворонки делают уже вторую кладку. Появились птенцы клинтуха, утки-кряквы, ястреба-тетеревятника, глухаря. Жаль, что год от года все меньше и меньше становится соловьев, кукушек и многих других певчих птиц, особенно за Волгой, в районе Зеленой рощи. Объясняется это тем, что в этой зоне стало шумно — построены базы отдыха, в выходные дни сюда, на природу, приезжают тысячи горожан. А птицы боятся шума, им нужна тишина.