Дэвид Эттенборо - Живая планета Страница 59

Второй вид, однако, обеспечивает своей молоди кое-какую защиту. Самец выкапывает норку в середине огороженного участка и обносит вход в нее кольцевым валом. Ил тут настолько близок к уровню нестекающей воды, что внутри вала образуется прудок. Самец располагается на валу, куда к нему является самка. Спаривание происходит в укромной норке на дне прудика. Там же откладывается икра, и там остаются мальки даже в разгар прилива, пока не подрастают настолько, что уже способны спасаться от врагов.

Третий вид илистых прыгунов прудиков не сооружает — возможно, на более высоком уровне они плохо заполнялись бы. Зато норки их очень глубоки и уходят в ил более чем на метр. И на дне всегда стоит вода, так что на первых порах и молодь защищена.

Илистые прыгуны, как и манящие крабы или устрицы, по сути морские животные, приспособившиеся часть жизни проводить в воде, а часть — на воздухе. А некоторые животные переселились в болото из других мест и приспособились к тому же.

В Юго-Восточной Азии в мангры охотиться на илистых прыгунов приползает маленькая змейка, которая проникает даже к ним в норы. Она превосходно приладилась к жизни в воде: ноздри у нее замыкаются, а в глотке особый клапан закрывается, когда она разевает рот под водой, чтобы схватить добычу. Другая змея, близкая родственница первой, охотится не на рыбу, а на крабов, и выработала яд, особенно эффективный для ракообразных. У третьей змеи на носу, как ни странно, появились два подвижных щупальца, помогающие ей ориентироваться в мутной воде. В этих болотах обитает также поразительная лягушка, единственная в мире, чья кожа переносит соприкосновение с соленой водой. Она питается насекомыми и рачками.

Наиболее предприимчивые, любопытные и всеядные посетители мангров — это обезьяны, макаки-крабоеды. Макак на задних лапах бесстрашно входит в воду по пояс. Крабы — его любимое лакомство. Обычно проворный краб сначала успевает ускользнуть от обезьяны в норку, но та устраивается возле входа и терпеливо ждет. В конце концов краб осторожно выглядывает, проверяя, все ли вокруг спокойно, и вот тут макак его схватывает. Но ему следует соблюдать осторожность, ведь у краба есть клешни, и нередко охота завершается яростными воплями обезьяны, которая машет в воздухе пораненной лапой.

Дважды в сутки огромная иловая арена выступает на воздух и дважды затопляется. Вода возвращается быстро и бесшумно. Клубки корней исчезают под бегущей рябью, и мангровый лес преображается. Кое-кому из обитателей ила — червям, ракообразным и моллюскам — это приносит приятную передышку. Больше им не грозят нападения с воздуха или опасность высохнуть. Но для других положение ухудшается. Некоторые крабы настолько приспособились дышать воздухом, что погибают при длительном погружении в воду. И каждый сооружает над своей норкой свод, удерживающий пузырек воздуха — кислорода в нем крабу хватает до очередного отступления воды. Маленькие илистые прыгуны карабкаются вверх по корням, словно спасаясь от потопа. Возможно, это молодые особи, которые еще не обзавелись собственными территориями, а потому у них нет норки, чтобы укрыться в ней, когда с приливом в мантры приплывут крупные голодные рыбы. Да, молоди, пожалуй, безопаснее пережидать прилив на воздухе.

Питающиеся водорослями морские улитки также вползают вверх по корням рядом с прыгунами. Если бы они остались на илистом дне, где нет камней с укромными трещинами, то тоже могли бы стать жертвами рыб. Однако они не способны передвигаться с быстротой прыгунов, и им трудно опережать подъем воды, а потому они оставляют свои иловые пастбища задолго до того, как к ним подступит приливная вода, демонстрируя поразительно точное ощущение времени. Их внутренние часы подают им даже еще более сложные сигналы. Ежемесячно в определенные дни приливы бывают исключительно высокими, и улитки никак не успели бы вскарабкаться за пределы досягаемости. В такие периоды они не только не спускаются на ил между приливами, но, наоборот, всползают по мангровым корням повыше, чтобы не оказаться в ловушке.

Насекомые, которые кормились на иле, также, спасаясь от воды, во множестве располагаются на мангровых корнях и под листьями. Однако и там им грозит опасность. Вместе с прочими рыбами, рассчитывающими чем-нибудь поживиться в манграх, туда приплывают и брызгуны, держась у самой поверхности воды. Длиной они сантиметров двадцать с лишним, глаза у них большие, а нижняя половина рта выпячена. Зрение их настолько остро, что они вопреки ряби и рефракции различают насекомое, сидящее над водой. Наметив добычу, брызгун прижимает язык к длинной бороздке в нёбе, резко смыкает жаберные крышки и выбрасывает вверх струю, словно из водяного пистолета. Возможно, рыбе приходится повторить эту операцию и раз, и два, но она не сдается, так что в подавляющем большинстве случаев струя в конце концов сбивает насекомое в воду, где его тут же проглатывают. Насекомые, устраивающиеся повыше, привлекают других хищников. Крабы-привидения вскарабкиваются на деревья, переворачивают листья и схватывают клешнями сидящих там мух.

Укрывшиеся на корнях беженцы остаются в осаде несколько часов. Но вот рябь на воде исчезает, и несколько минут она кажется неподвижной. Начинается отлив. Вновь возникает рябь, но теперь она огибает корни с противоположной стороны: болото опять мало-помалу осушается. Уходя, вода оставляет свежие запасы съедобных кусочков для крабов и илистых прыгунов, а также новый слой липкого ила, который на самую чуточку расширяет территорию мангров за счет моря.

Если в эстуария суша наступает, то в других местах наступление ведется на нее. Там, где берег моря не защищен отложениями и особенно где он образует обрывы, волны бьют в его основание. Во время штормов волны, разбушевавшись, швыряют в обрыв песок и тяжелые камни. Эта постоянная бомбардировка безошибочно обнаруживает все слабые места обрыва — прячущиеся в нем трещины, чуть более мягкие слои породы — и со временем они превращаются в глубокие расселины и пещеры. Суша отступает, и только одинокие причудливой формы скалы напоминают, где не так уж давно проходила ее прежняя граница. Камни побольше ударяют в самый низ крутого берега, нанося ему наибольший ущерб, подрывая его. И вот обрушивается огромный кусок. Некоторое время груда камней будет защищать основание обрыва. Но мало-помалу обломками завладевает море — перекатывает более крупные с места на место, мелкие дробит на совсем уж маленькие осколки, которые затем подхватывает прибрежное течение и уносит с собой. Вновь обрыв лишается защиты, и море возобновляет свою атаку на сушу.

Животные не только обитают в этой опасной зоне разрушения, но и вносят в него свою лепту. Морские сверлильщики, двустворчатые моллюски, живут в мягких породах вроде известняков или песчаников. Створки их раковины соединены не связками, но своего рода шарниром. Моллюск выставляет с одного конца раковины мясистую ногу, прикрепляется к скале, а затем прижимает к ее поверхности зазубренные края створок и, покачиваясь из стороны в сторону, скребет камень поочередно то одной, то другой створкой. Очень медленно небольшая ямка превращается в туннель длиной до тридцати сантиметров, в дальнем конце которого сверлильщик и располагается, протянув два соединенных сифона по каменному коридорчику наружу, чтобы через них всасывать и выбрасывать воду в полной безопасности от ударов камней, которыми играют волны. Но спокойная жизнь продолжается лишь до тех пор, пока каменная глыба не будет так источена, что развалится на куски. Тогда сверлильщик должен незамедлительно приступать к высверливанию нового туннеля, покуда цел.