Виктор Балашов - Живи, ирбис! Страница 6

Она видела, Комуз вдруг заартачился под ним, выгнулся боком, засучил передними ногами, готовясь вскинуться на дыбки. Но Шакир, против обыкновения, даже камчой не вытянул упрямца: спешился, привязал коня к ближнему деревцу и стал поспешно вытряхивать что-то из мешка. Ружье он при этом держал наготове и поминутно озирался по сторонам.

Вскоре взбунтовался и Улар. Теперь уже не Диля его, а он потянул ее обратно в гору. Определенно, конь почуял вблизи какую-то опасность.

— Стой же, глупый! — Диля из последних сил упиралась ногами в землю. — Стой! Не тронет тебя барс. Не до того ему.

Ей все же удалось захлестнуть поводья за прочную коряжину и завязать узлом. Через минуту она уже взбиралась на круто вздыбленный камень. Кажется, успела вовремя. С ружьем наперевес Шакир продирался в густых и перепутанных, как колючая проволока, кустах барбариса. Вокруг левой руки его змеей обвился стальной трос с петлей на конце.

Ступал Шакир, будто по раскаленным угольям, готовый в любой миг шарахнуться назад, и не спускал глаз с камня, который торчал одиноко посреди низкорослого арчевника. Вскоре Диля узнала этот камень. Именно его выискивала она издали в бинокль. А вот и знакомая вёшка! Пожухлая арча валялась теперь у подножья камня, и ветер шевелил рыжие лохмы ее ветвей. Но ни барса, ни козерога, ни одной живой души не было возле поваленной вешки. Только истошно кричала сойка, перепархивая с ветки на ветку.

Шакир остановился и, вскинув к плечу ружье, шарил дулами по кустам…

Все произошло так внезапно, так молниеносно, что Диля не успела даже вскрикнуть. Кажется, Шакир вломился спиною в кусты раньше, чем колыхнулся вспарываемый воздух. В первое мгновенье ей почудилось: из каменной расщелины выплеснулся золотисто-дымчатый факел, у которого тотчас выросли четыре лапы, а сзади распустился длинный пушистый хвост.

Полет барса оборвался столь же внезапно, как если бы он ударился в воздухе о невидимую стену. Бичом свистнул натянутый стальной трос, и барс, вывернувшись вокруг собственной лапы, грузно ударился о землю.

Шакир засмеялся каким-то незнакомым дребезжащим смехом.

— Хитер, шайтан! Ишь, ловко затаился. Знаем твои штучки! Не проведешь!

Он выбрался из чащобы кустов и с ружьем наперевес, как бы прячась за черные дула, стал медленно, шаг за шагом, подступать к барсу. Зверь вздернул головой и, грозно рыча, потянулся ему навстречу. На передней лапе его горячо заалела кровь. Прыжок недешево обошелся пленнику: стальная петля сорвала порядочный лоскут его золотистой шкуры.

— Изуродовался, шайтан! — зло прохрипел Шакир. — Заранее цену сбиваешь!

Барс бесстрашно тянулся к дулам, упираясь в землю тремя здоровыми лапами. Тянулся с такой силой, что из-под когтей его выдавливалась рыхлыми буграми земля, густо прошитая белесыми корнями трав. Скрежетал, царапая по камню, предельно натянутый трос. Когда до ружья осталось совсем немного, барс вскинулся на дыбки, показав светлое брюхо, и со свистом рассек воздух свободной лапой. Трос басовито загудел. Внезапно всю неутоленную жажду мести барс опрокинул на бесчувственную сталь, которая причиняла ему столько страданий и не пускала сразиться с врагом. Дико рыча, он рвал зубами петлю на окровавленной лапе, грыз, потрясая мордой, пружинисто свившийся трос.

— Клыки! Клыки поломаешь, образина! — испуганно заорал Шакир и ткнул барса ружьем в круто изогнутую шею.

Тот развернулся с проворством спущенного курка, но успел лишь царапнуть когтями по стволам. Ружье тотчас спряталось, а вместо него перед самой мордой зверя заплясала еще одна пружинистая петля. Последовал новый такой же молниеносный удар, и барс вдруг попятился, держа лапу неестественно вытянутой. Шакир, словно споткнувшись, переступил следом за ним. Между зверем и человеком протянулась черная струна троса.

Теперь барс мог упираться в землю только задними лапами. С минуту длилось роковое единоборство. Каждый напрягая все силы, старался подтащить противника к себе.

Вдруг барс перестал сопротивляться и, разрубив тишину яростным рыком, метнулся к охотнику. Того будто ветром откинуло. На мгновенье обвисший трос тотчас снова выпрямился и замер, ловко захлестнутый вокруг корявой арчи. А барс так и остался лежать, приникший грудью к земле, с раскинутыми в стороны лапами. И уже сколько ни бился он, в ярости раздирая землю когтями, как ни извивался, как ни хлестал по воздуху своим роскошным хвостом, ничто уже не могло ему помочь.

С новой петлей наготове Шакир подобрался сбоку и без большого труда заарканил обе задние ноги зверя. Теперь барсу уже не повернуться. Некоторое время он лежит неподвижно, оцепенелый, не понимая, что с ним произошло. Только ветер треплет его золотистую, в темных подпалинах шкуру, отчего она становится похожей на догорающий костер, в котором то темнеют, то вновь вспыхивают угли.

— Эй, где ты там! — торжествующе крикнул Шакир. — Комуза гони сюда! Живо!

Приказ мог относиться только к Диле, и она проворно спустилась из своего убежища. Комуз никак не хотел приближаться даже к связанному зверю: всхрапывал, приседал, пятился прочь.

В зубах барса уже торчал кизиловый сук, а морда была накрест оплетена сыромятными ремнями. Зверь шевелил розовым языком, пытаясь вытолкнуть изо рта деревяшку, и натужно хрипел.

— Он же задохнется! — жалостливо вскрикнула Диля.

— И черт с ним! Пусть задыхается! — хрипло отозвался Шакир. Стоя на коленях, он связывал все четыре лапы барса воедино. — Держи коня лучше, жалельщица! Упусти только у меня!

Комуз бряцал удилами и выкатывал, косясь на барса, темные, диковато посверкивающие глаза. Бедный Комуз! Сколько страха довелось еще ему испытать, пока водружали на его спину остервенело бьющегося барса! Но жестокие удары камчи хоть кого вынудят к смиренью.

Барс оказался непомерно тяжелым. Когда Диля, спеша помочь Шакиру, подталкивала связанного пленника сзади, под рукой ее, тонувшей в шелковистой шкуре, подергивались тугие, горячие мышцы зверя.

Погода начала портиться, едва они тронулись в обратный путь. Сползшая с ледника рыхлая туча погасила солнце, обдала холодной сыростью. В воздухе потерянно закружились снежинки.

Комуза вел в поводу Шакир. Диля ехала на Уларе сзади. Туго привязанный на крупе лошади барс наконец утихомирился. Свисшая набок голова его безжизненно покачивалась, глаза словно остекленели. Временами Диле казалось, что барс уже мертв. Но стоило ей осторожно коснуться его тела, под ладонью тотчас оживали тугие мускулы.

Небо хмурилось все больше. Отяжелевший снег уже не порхал, а с прямого налета лепился к спинам лошадей, примерзал к шкуре барса. На побелевшей от снега лапе барса ярко расцветала свежая рана. Содранная кожа свернулась трубкой, и из-под нее незатухающим алым родничком струилась кровь, окрашивая снег в зоревые тона. Вместе с хлопьями тающего снега кровь сползала на брюхо лошади и красными комьями шлепалась на раскисшую от сырости тропу.