За соболями - Владимир Клавдиевич Арсеньев Страница 6

До залива Джигит свой ценный товар они доставили на пароходе. Здесь они наняли удэхейца Сале, который должен был везти их далее на лодке, вдоль берега моря, от одного селения до другого.

Первые дни плавание их было благополучное, но когда они подходили к реке Амагу, ветер засвежел и вскоре перешел в шторм.

К самому берегу лодка подойти не могла, потому что ветром сюда нанесло множество раздробленного льда. Оценив положение, Сале надел лыжи, привязал к поясу конец тонкой длинной веревки и по волнующейся, кашеобразной массе мелкого льда бегом добрался до берега.

Вступив на твердую землю, он привязал лыжи к бичеве, которую тащил за собой, и стал китайцам кричать, чтобы они тянули ее к себе.

Китайцы поняли, что Сале предлагает им проделать то же, что и он. Но им жалко было оставить ханшин на произвол судьбы. Ведь, за него можно получить много хороших соболей! Они решили не покидать лодки, взяли шесты в руки и стали делать попытки еще продвинуться к берегу. Пока они пререкались, нашла огромная волна. Сале видел, как лодка взметнулась кверху, корма ее осела и в следующее мгновение из нее посыпались ящики… Когда волна докатилась до берега, лодка плавала среди льда дном кверху. Оба китайца погибли.

О том, каковы нравы промышленников, всегда склонных променять звероловство на охоту за человеком, свидетельствует следующий случай имевший место в 1909 году в тайге между реками Викином и Иманом.

На станцию Губарево прибыли два охотника. Один из них был рослый детина лет сорока, с рыжими волосами, другой — коренастый, с темнорусой окладистой бородой, лет тридцати пяти. Первый имел угрюмый характер и был молчалив, второй — степенный, но словоохотливый. Рыжеволосый говорил тихо и всегда озирался по сторонам; человек с бородой был, как говорится, себе на уме. Своими разговорами он вызывал других на откровенность и из слов собеседников делал для себя соответствующие выводы.

Охотники объявили в соседних деревнях, что приехали они на соболевание и намерены пробыть в тайге всю зиму.

Место, выоранное ими на р. Силане, оказалось удачным. Тут было старое зимовье. Они привели его в относительно жилой вид и затем отправились на осмотр ближайших окрестностей. Через несколько дней они точно знали, что на р. Бейцухе соболюют тазы, на р. Хоннихезе — два китайца и на Малом Силане — один кореец.

Оба охотника вели себя очень странно; ловушек на соболя они не устраивали вовсе, вставали поздно, изредка ради забавы ходили на охоту за рябчиками, после обеда отдыхали и рано ложились спать.

Прошел месяц, другой. Соболевание близилось к концу. Не сегодня — завтра манзы должны были оставить свои зверовые фанзы и с богатой добычей уйти за р. Уссури. Тогда оба промышленника проявили энергию. Они решили итти на охоту.

Дня через три они вернулись не с пустыми руками. Рыжеволосый человек принес одиннадцать соболей, сто шестьдесят девять белок и семь колонков[3], а промышленник с окладистой бородой — шестнадцать соболей, сто двенадцать белок, трех выдр и одного колонка.

Как раз в это время к ним приехали два скупщика пушнины — родные братья. Они знали о существовании заброшенного зимовья и намеревались устроить здесь свою базу, чтобы отсюда делать поездки ко всем соседним зверовщикам.

Охотники обрадовались приезду скупщиков пушнины и в тот же день продали им все свои меха.

Дня через два один из братьев решил поехать на р. Силан, а другой на следующий день должен был отправиться на р. Хоннихезу. Провожать первого вызвался рыжеволосый охотник.

К сумеркам последний вернулся один, и на вопрос скупщика, где его брат, в свою очередь спросил: «А разве он не дома?» Получив отрицательный ответ, он выразил крайнее удивление и при этом сказал, что его спутник, почувствовав себя больным, с половины пути возвратился обратно, а сам он отправился дальше, посетил китайскую зверовую фанзу и назад к зимовью шел другою дорогой — целиной, через горы.

Скупщик пушнины встревожился за брата и просил рыжеволосого промышленника проводить его к тому месту, где он оставил больного.

Утром рано они оделись, взяли ружья и пошли по тропе на р. Силан. Дома остался охотник с окладистой бородой. Минут через двадцать после их ухода он услышал выстрел из ружья, но не обратил на это внимания.

Спустя некоторое время, он переобулся, взял свою винтовку и только что хотел выйти из зимовья, как увидел рыжеволосого промышленника, который целился в него из ружья.

Привыкший к такого рода вещам, он сразу сообразил, в чем дело, — и бросился назад в зимовье. Но в это мгновение грянул выстрел и пуля пробила ему бедро.

Раненый пробрался к окну. Рыжеволосый промышленник заметил это и спрятался в кустах. Оба боялись и следили друг за другом. Теперь все зависело от того, кто первый увидит врага. Такое осадное положение длилось несколько часов. Незадолго перед сумерками человек с окладистой бородой заметил рыжеволосую голову. Он тщательно выделил ее и спустил курок. Его противник, сидевший на пне, покачнулся и вслед затем сунулся вперед — лицом в снег. Он умер в позе человека, который как бы делал земной поклон в сторону зимовья.

Человек с бородой сделался обладателем всей пушнины, но это не спасло его. Дня через три его нашли другие охотники и доставили в ближайшую деревню.

Рана, полученная им в бедро, оказалась опасной. Он получил заражение крови и вскоре умер в сильных мучениях.

Весной манзы-зверовщики обнаружили в двух зверовых фанзах убитых китайцев, а на тропе к зимовью обоих скупщиков пушнины, застреленных в спину рыжеволосым промышленником.

Умри охотник с окладистой бородой в зимовье, — все эти убийства приписали бы китайским разбойникам.

А сколько в горах ежегодно совершается кровавых драм, о которых никто не знает…

Суровая тайга хранит такие тайны!