В дебрях Маньчжурии - Николай Аполлонович Байков Страница 6

Уложив свою добычу и пожитки в челнок, мы понеслись быстро вниз по течению, отталкиваясь шестами от встречных камней и направляя утлое суденышко наше по главному руслу реки. Залесов стоял на корме во весь рост, искусно действуя одной рукой и внимательно следя за быстро несущейся лодкой среди кипящих стремнин и водоворотов. На востоке, в фиолетовой дымке тумана, словно туча, темнела громада лесистых хребтов Лао-лина.

Призрак смерти

Зима 1910 года в Маньчжурии ознаменовалась особенно сильной вспышкой чумы, в ее наиболее опасной, легочной форме. Распространителем этой болезни, как известно, является небольшой зверек из отряда грызунов, а именно тарбаган (Arctomys sibirica, Radde), обитающий в степных местностях Центральной Азии, а также в южных частях Сибири и в Монголии. Довольно ценный мех этого животного, идущий, преимущественно, на заграничные пушные рынки, создал в местах обитания зверька особый вид пушного промысла, называемого здесь «тарбаганьим».

Поздней осенью, когда тарбаган выкунел, т. е. надел свой зимний пушистый мех, за ним устремляются из населенных пунктов в необитаемые степи многие тысячи охотников-промышленников, с целью добыть возможно большее количество шкурок. Охотники эти, в отличие от других промышленников, получили название «тарбаганшиков». Кроме кочевых монголов, промыслом этим в последнее время занялись также китайцы и русские.

До европейской войны, большая часть добываемых шкурок шла, транзитом через Россию, в Лейпциг, откуда, в выделанном виде, поступала уже на мировые меховые рынки. Цена шкур в то время не подымалась выше 50 коп. за штуку, но уже во время войны, с 1916 года, центр выделки мехов и меховой торговли перешел к Америке, спрос на меха возрос и цены сразу вскочили вверх чуть ли не на 300–500 % на низшие сорта мехов, к которым, между прочим, относится и тарбаган. В настоящее время цена этой шкурки достигла трех золотых рублей.

Добывают тарбагана различными способами, а именно: стрельбой из винтовки, когда зверек сидит на своем холмике (бутане) столбиком; различными петлями и ловушками, и выкапыванием из нор, когда отъевшиеся за лето грызуны залягут на всю зиму в свои, толково и с большим искусством устроенные подземные помещения.

По новейшим научным исследованиям, возбудителем чумы является специальный микроорганизм, развивающийся в теле некоторых видов грызунов и производящий среди них массовые заболевания, в виде эпидемий, опустошающих целые колонии этих зверьков на пространстве многих сотен и тысяч километров. Болезнь эта чрезвычайно заразительна и может передаваться человеку различными способами, как-то: непосредственным попаданием инфекции на слизистые оболочки, в дыхательные пути, а также посредством передачи инфекции насекомыми, в виде вшей, комаров, мошек и, главным образом блох.

Промышленник, убив зараженного зверка и сняв с него шкурку обязательно заражается сам, служа, в свою очередь, распространителем заразы для своих товарищей. Китайцы, кроме того, заражаются при употреблении в пищу мяса и жира тарбагана.

Легочная форма чумы поражает, кроме лимфатических желез человека, дыхательные пути и вся болезнь протекает чрезвычайно быстро: в 5–7 дней. Смерть наступает от удушения.

До настоящего времени наука еще не нашла способа борьбы с возбудителем этой ужасной болезни и поэтому смертность равняется 100 процентам. Всякий заболевший обречен на смерть.

Болезнь эта распространяется, главным образом, зимой и самые лютые морозы на нее не действуют; наоборот, солнечные лучи и теплота убивают чумные бациллы в самое непродолжительное время. Китайцы утверждают, что эпидемия эта появляется регулярно через известные промежутки времени, причем в народе существуют всевозможные суеверия и легенды, связанные с чумой.

Эпидемия в зиму 1910–1911 гг. была одной из самых опустошительных. Точных статистических данных по этому предмету, конечно, собрать никому не удалось, но с некоторым вероятием можно предполагать, что китайцев и монголов погибло от этой болезни не менее полумиллиона.

Район эпидемии был довольно обширен и охватил собой, кроме трех провинций Маньчжурии, северную Корею, Северо-Восточную Монголию и северо-восточную часть Китая. Несмотря на предупредительные меры к локализации очагов заразы, принятые Южно-Маньчжурской и Китайско-Восточной железными дорогами, население в панике разбегалось во все стороны, распространяя заразу, и только с наступлением весеннего тепла интенсивность ее начала падать и в мае месяце 1911 г. эпидемия прекратилась совершенно.

Жертв среди европейцев было, сравнительно, очень мало, и то среди медицинского и санитарного персонала, в числе не более двух десятков человек. Это можно объяснить разницею гигиенических и санитарных условий жизни. Китайцы называют эту болезнь «Вень-и».

В населенных местностях края чума имела особенно сильное распространение, например, в Мукденской и Шандунской провинциях; на севере же, в районе Большого Хингана и на северо-востоке, в горно-таежных частях Гириньской провинции распространение ее ослабевало, появляясь только случайно вблизи линии железной дороги и других путей сообщения.

Этот злосчастный год как раз совпал с необычайным урожаем кедровых и других орехов в тайге, где появился тогда в большом количестве пушной и мясной зверь. Местные звероловы и охотники, в надежде на обильную добычу, ушли в леса на промысел, не обращая внимания на свирепствовавшую эпидемию. В дикой, безлюдной тайге она казалась не страшной и далекой.

В самый разгар ее, 8 января, мы, вдвоем с промышленником Козьмой Шелеговым, также отправились промышлять зверя к северо – востоку от станции Гаолинза, в верховья реки Эрдахэцзы. В два дня быстрого хода по знакомым таежным тропам покрыли мы расстояние в 70 километров и на вторые сутки к вечеру были уже у фанзы звероловов, работавших артелью, в количестве четырех человек.

Эти промышленники были известны мне по предыдущим охотам. Отношения между нами были самые приятельские. Я жил у них в фанзе иногда подолгу, и мы помогали друг другу, чем могли. В особенности они полезны были для меня при вытаскивании зверя из тайги к фанзе, за что я старался отблагодарить их мясом и сахаром; запас последнего у меня всегда был большой, специально для этой цели.

Нас встретили с радушием и принялись угощать таежными лакомствами: рагу из тушек добытых зверков: белок, бурундуков, крыс, колонков и полевок. Проголодавшись, мы не подвергали строгому анализу содержимое этого блюда и уплетали за обе щеки поджаренные и пахнущие хвоей сочные куски изысканной дичи. В виде приправы нам подали крепкую и едкую, как огонь, сою, собственного таежного приготовления.

Короткий зимний день приближался к концу. Таежные тени потемнели. При тусклом свете ночника мы занялись разборкой своих вещей, так как предполагали прожить в фанзе недели две и охотиться в ближайших ее окрестностях. Звероловов было только двое, остальные, по нашим предположениям, ушли по ловушкам и должны были вернуться к ночи домой.

Один из звероловов, глубокий старик, Фу-тай, приготовил нам постели