Удивительные приключения кроликов - Ричард Адамс Страница 6

и начал рыть нору. Когда Фрис появился над холмом, яма была уже порядочных размеров. Из норы торчали только хвост и задние лапы Эль-Эхрейры, а песок и земля фонтаном летели из ямы, потому что Эль-Эхрейра боялся хотя бы на минуту прекратить свое занятие. И тут Фрис спросил, как будто не узнавая вождя кроликов: «Друг мой, не видел ли ты Эль-Эхрейру? Я хочу передать ему мой дар и благословение». — «Нет, — ответил Эль-Эхрейра, — он не смог прийти, и сейчас он далеко!» Тогда Фрис сказал: «Выйди же из ямы и получи мое благословение вместо него!» — «Никак не могу! — отвечал Эль-Эхрейра. — Время не ждет! Скоро прибегут лиса и кошка! Если ты так уж хочешь меня благословить, то благослови мой хвост — он перед самым твоим носом торчит из норы. Не забудь также мои задние лапы!»

Все кролики не раз слышали эту историю либо зимними ночами, когда по норам носится ледяной сквозняк, либо теплыми летними вечерами, когда все племя сидит в траве под бузиной, издающей легкий запах прели. Однако Одуванчик рассказывал так хорошо, что даже Горшочек забыл про усталость и про все опасности. Каждый из наших кроликов воображал себя в этот момент Эль-Эхрейрой, который был так отважен, что мог надерзить господину Фрису и при этом остаться безнаказанным.

— Тут, — продолжал Одуванчик, — Фрису пришлась по душе смелость и находчивость вождя кроликов, и он оценил готовность Эль-Эхрейры бороться с врагами до конца.

«Да будет так! — сказал Фрис. — Благословляю твой хвост, а также твои задние лапы, торчащие из норы! Лапы! Станьте сильными и быстрыми во веки веков! Быть по сему!»

При этих словах задние лапы Эль-Эхрейры вытянулись и обросли мощными мышцами. Он так ими замолотил по склону, что все букашки попадали со своих травинок. И тут он выскочил из ямы и помчался прочь быстрее всех на свете, а Фрис-Солнце хохотал, улюлюкал и кричал ему вслед: «Все равно кролики никогда не будут править миром! Не бывать такому! Люди, лисы, волки, коты — словом, все хищники станут преследовать твоих подданных! Но мало кто сумеет вас догнать и схватить, о Князь Чуткое Ухо, о Великий Бегун, о Роющий И Ловкий! Помни мой завет: не зевай, будь мастером на всякие хитрые проделки — и твой народ никогда не погибнет!»

И тут Эль-Эхрейра понял, что Фрис по-прежнему остался ему другом. С той поры каждый вечер, когда Фрис кончает дневную работу и ложится отдыхать на красное покрывало неба, Эль-Эхрейра, и его дети, и дети его детей выходят из своих нор и веселятся под его ласковым взором.

При последних словах Одуванчика сидевший с подветренной стороны Желудь внезапно замер, насторожив уши и принюхиваясь. Отвратительный незнакомый запах заметно усилился, рядом послышались тяжелые шаги. На дальнем конце тропинки перистые листья папоротника раздвинулись, и из-за них выглянула длинная морда с белыми и черными полосами, слегка напоминающая собачью. Морда смотрела вниз, челюсти раскрылись, как будто ухмыляясь, а кончик носа вынюхивал что-то у самой земли. В сумерках можно было различить огромные длинные лапы и волосатую черную тушу. Голова медленно поворачивалась, видимо, животное осматривало туманные глубины лесных прогалин. Затем оно остановило на кроликах свой свирепый, леденящий душу взгляд. Челюсти слегка приоткрылись, за ними сверкнули зубы, такие же белые, как полосы на голове. Чудовище долго смотрело на кроликов в упор, и они замерли под его взглядом. Затем Лохмач пересел поближе к своим товарищам.

— Это — лэндри — барсук! — прошептал он так тихо, что никто не расслышал его. — Они редко бывают опасными, но нам лучше не рисковать! Надо уходить!

И Лохмач помчался рысью через заросли папоротника. Одуванчик последовал за ним, и вскоре они оба скрылись в роще падубов. Орех построил оставшихся ослабевших кроликов и повел их через папоротниковые заросли. Горшочек, подгоняемый страхом, спотыкался и хромал позади. Пройдя рощу падубов, Орех остановился, в недоумении присел да так и застыл на месте. Прямо перед ним высился крутой берег реки. При тусклом свете заходящей луны легко было различить блестящую гладь воды, за которой расстилались заросли орешника и ольхи. Все путешественники один за другим поднялись на берег и молча уставились на возникшую перед ними преграду.

— Вот это сюрприз! — сказал наконец Лохмач. — Признайся, Орех! Ты такого не ожидал? Верно?

Хотя от усталости мысли Ореха путались, он понял, что с Лохмачом не оберешься хлопот. Конечно, он не трус, но ведет себя спокойно только в том случае, если точно знает, что надо делать. Для него растерянность хуже опасности. Растерянный, он начинает злиться. Надо поддержать уверенность Лохмача в себе. Если Ореху не удастся ее восстановить, предстоят большие неприятности. Орех вспомнил коварную любезность Треараха.

— Не знаю, что бы мы без тебя делали, Лохмач! Скажи: что это был за страшный зверь? Наверное, он хотел нас сожрать? — спросил он.

— Это лэндри! У нас в Аусле часто о них рассказывали, — небрежно отвечал Лохмач. — По-моему, лучше избегать с ними встречи. Они, конечно, тоже принадлежат к Злобной Тысяче наших врагов. Мне бы давно догадаться о том, что лэндри поблизости, но я сам вижу его впервые!

— До встречи с нами он охотился и убивал! — сказал, содрогаясь, Смородина. — У него морда в крови!

— Может быть, он поймал крысу или фазаньего птенца. Нам повезло, что его охота была удачной, а то, пожалуй, он был бы с нами поповоротливее, — заключил Лохмач.

Тем временем на тропинку наконец выбрались, ковыляя, Пятый и Горшочек. Они тоже остановились, глядя на реку.

— Как ты думаешь, Пятый, что нам теперь делать? — спросил Орех. Пятый еще раз взглянул на реку и пошевелил ушами.

— Нужно перебраться через реку. Только я едва ли смогу плыть: я очень устал. И Горшочку не легче, чем мне, — отвечал Пятый.

— Кто это собирается плыть? — вскричал Лохмач. — В первый раз в жизни слышу такую ересь![6]

Вероника в свою очередь заявил, что просто не хочет входить в воду, а Хокбит сказал, что он лучше пойдет по берегу. В глубине души Орех считал, что если Пятый советует переплыть реку, то неблагоразумно пренебречь его советом, но нужно было убедить в этом остальных! Внезапно Орех почувствовал себя уверенно. Что же переменилось? Звук ли какой-нибудь до него донесся,