Лебеди летят над тайгой - Семён Михайлович Бытовой Страница 61

— Без Чауны управились?

— А Димка его и на сей раз вполне заменил. — И прибавил ласково: — До дерзости смелый паренек. Настоящий удэге. Вот в ком живет, можно сказать, дух амбы!

— Ну, а Чауна?

— Чауна как Чауна! — сказал Олянов с доброй улыбкой. — На днях в гости ко мне заходил. Жаловался, слабо у них эту зиму с соболем, а деньги нужны. «Ты бы, Оляныць, в город позвонил, может, куты-мафу им надо. Нынче опять на Татиби видел. Его с одним котенком за кабанами ходи. Котенку, думаю, только одна зима будет, совсем, знаешь, бата». — «Опять на Татиби?» — «На Татиби, Оляныць, на Татиби!»

Колька, сын Надыги

1

Перед женским праздником 8 Марта, обнаружив, что в амбаре не осталось мяса, Огирча попросила мужа добыть сохатого или медведя. Гостей соберется много, а кормить их будет. нечем.

За сохатым ходить долго. Пока нападешь на след, пройдет несколько дней, да пока будешь гнаться по следу — тоже порядочно времени надо, глядишь — и праздник кончится. А добыть в эту пору медведя — несложное дело. Возвращаясь недавно с соболевки, Надыга Догдович приметил у Гремучей протоки на старом тополе берлогу; следы от медвежьих когтей на стволе вели в дупло. В другое время удэгеец не прошел бы мимо такого дерева. Но Надыге Догдовичу нельзя было задерживаться. Он вез с охоты дорогие шкурки соболей, которые надо было срочно отправить на пушную базу.

— Ладно, Огирча, за сохатым не пойду, а медведя добуду тебе, — сказал Надыга жене, вспомнив берлогу у Гремучей протоки.

Он уже поднял упряжку и, ухватившись за поворотный шест, стал выводить нарту на тропу, когда из интерната прибежал Колька, младший сын.

— Опять в тайгу едешь, отец? — спросил мальчик, вскочив на нарту и вспугнув собак.

— Мясо кончилось, бата, — объяснил Надыга.

— Жаль, каникулы прошли, а то бы я с тобой поехал берлогу обкладывать.

— Озорной ты у нас, бата, — засмеялся Надыга, с нежностью посмотрев на сына.

Надыга Догдович несколько раз брал с собой Кольку на охоту. Однажды, преследуя лося, даже доверил сыну ружье, и тот двумя пулями уложил зверя. А колонка, белку, бурундука мальчик стрелял без промаха.

В августе Кольке исполнилось тринадцать лет, и дедушка Догдо подарил внуку два ножа с выструганными из дубовых веток рукоятками. Раскаленной иглой дед выжег на рукоятках скачущих оленей. Отныне Колька был признан настоящим охотником и мог распоряжаться ружьем отца или деда.

— Может быть, отпрошусь у Надежды Петровны? — спросил мальчик.

— И не думай, бата, пропускать уроки. Скоро вернусь. — Надыга взмахнул над упряжкой длинным остолом.

Собаки натянули постромки и побежали в сторону горного перевала.

*

Надыга Догдович приехал на Гремучую протоку в полдень. Над тайгой стояло яркое солнце. Хотя тепла от солнца было немного, но снег вокруг ослепительно сверкал. Слабый ветер раскачивал высокие вершины кедров, и слышно было, как в темной хвое возятся белки. Словно чуя, что не за ними пришел в тайгу человек, белки без всякой опаски бежали вверх и вниз по стволу.

Оставив на берегу протоки упряжку, Надыга пошел к заветному тополю. Осмотрев дерево, он постоял в задумчивости, словно решал, как лучше приступить к делу. Опасаться, что медведь проснется, не надо было. В эту пору зверь спит крепко. Только шатун, который с осени не приготовил себе берлогу, всю зиму бродит по тайге — сердитый, злой, готовый растерзать каждого, кто ему встретится.

— Как его доставать будем? — вслух подумал Надыга Догдович, продолжая изучать тополь, на котором кора была сплошь исцарапана медвежьими когтями. — Однако, пущу дым, — решил охотник.

Отыскав гнилушку, зажег ее, забросил в дупло, а сам отбежал, спрятался за сосной.

Прошло несколько минут. Тихо.

«Наверно, голову под лапу засунул и не чует, — решил Надыга. — Надо гнилушку побольше кинуть ему».

Но и вторая гнилушка не потревожила медведя. Дым из дупла валил наружу.

И Надыга Догдович, как уже делал не раз, решил пустить дым снизу. Осторожно подошел к тополю, рассек топором ствол, загнал в расщелину клин и просунул в отверстие дымокур.

Не успел охотник отбежать к сосне, послышалось глухое, как из пустой бочки, рычание. И почти сразу же из дупла показалась острая, с заспанными глазами медвежья морда. Зверь зевнул, широко разинув пасть с желтоватыми клыками, тряхнул головой и стал прислушиваться. Потом выбросил передние лапы, уперся ими в ствол, поднялся выше. Вот уже показалась мохнатая грудь с белым пятном. Надыга вскинул ружье, прицелился в белое пятно и выстрелил.

— Ну, здравствуй, спасибо! — проговорил он, подбегая к дереву, и, как это делали в старину удэге, отхватил ножом левое ухо у медведя. — Поедем, однако, к Огирче праздник делать.

Только Надыга взвалил медвежью тушу на нарту и стал выводить упряжку на просеку, как из дупла вылез медвежонок. Обхватив лапами ствол, он беспомощно повис на нем и жалобно заскулил.

— О-о-о, там и маленький бата был, — ласково сказал Надыга. — Что так поздно проснулся?

Собаки рванулись к тополю, громко залаяли. Надыга прикрикнул, отогнал их.

— Что будем делать с тобой? — спросил Надыга. — Может, обратно спать пойдешь? — Он хотел было загнать его в дупло, но медвежонок еще теснее прижался к стволу. — Не хочешь?

Он снял его с дерева, и медвежонок уткнулся мордой в плечо Надыги. Охотнику жаль стало беспомощного мишку. Оставить в лесу на морозе, — погибнет. В старую берлогу обратно не полезет, а новой не найдет: мал он...

— Ладно, бата, — Надыга погладил медвежонка, — в Сиин поедем, с Колькой будешь играть.

В сумерки Надыга Догдович приехал в селение. Вышедший встречать