Евгений Спангенберг - Записки натуралиста Страница 71

— Никакого здесь кролика быть не может, — решительно возразил я.

— Правда же, кролик! Белый. Ну, не весь белый — пестрый такой.

— Пестрый?.. Да ведь это не кролик, это заяц-беляк! Я его по всему лесу ищу, а он в сотне метров от дома лежит. Вот так здорово! Холодно уже стало, ноябрь, он в зимнюю шкурку оделся, а снегу нет. Оттого и подпустил вас так близко.

— Значит, заяц? А я думала, кролик, Евгений Павлович. Еще светло, вы его поищите, он где-то там, в том соснячке спрятался.

— Поискать? — Я задумался. — Нет, не буду искать. Не надо мне этого зайца. Поздно уже, на станцию надо спешить, да и неохота стрелять зайца-соседа. Галя, только не говорите о зайце ребятам, — попросил я, прощаясь с девушкой.

— Никому не скажу, — засмеялась она.

«Аи да косой! Ну и молодец! — вспомнил я, сидя в вагоне. — Спокойное местечко выбрал: в сосняк на трясине ведь не заглянет охотник. В голову никому не придет, что здесь, у самой деревни, может жить заяц».

Впрочем, такие случаи не исключение. Мне известно несколько мест, где в немалом числе сохранились зайцы. Вспомним старый московский стенд. В недалеком прошлом он прилегал к территории сельскохозяйственной выставки. На нем частенько практике вались охотники, пристреливая дробовые ружья. В воскресные дни проводились соревнования в стрельбе по тарелочкам, й тогда открывалась настоящая канонада. И что же вы думаете? Рядом со стендом, где суетились, разговаривали люди, где звенели резкие выстрелы, в мелком кустарнике среди поля преспокойно жил-поживал серый зайчишка. Его благополучие охранял строгий закон: на территории стенда никто не имел права стрелять ни по зверю, ни по налетевшей птице. Этим правилом и сумел воспользоваться наш косой.

С северной и западной сторон сельскохозяйственной выставки широко раскинулся Останкинский парк. В прошлом это была лесистая окраина столицы. Шереметьевский парк и прилегающий к нему лес заселяли подмосковные звери и птицы. Иногда сюда забредали лоси, постоянно встречались зайцы, лисицы и лесная птица. Москва разрослась. Лес окружили жилые постройки, и незаметно он вдруг оказался в центре Останкина. Шереметьевский парк превратился в парк культуры и отдыха. Обитавшие здесь когда-то животные частично исчезли, а заяц-русак и лисица сумели ужиться в новых условиях. Нередко их удается встречать в парке культуры.

В прошлом мне частенько приходилось бывать в этом лесу.

В Останкине, неподалеку от дворца Шереметьева, помещались биологическая станция Московского университета и голубиный питомник. По долгу службы в те годы я был обязан три дня в неделю работать на станции. Делал я это с большим удовольствием. Вот только надоедали длительные переезды: около часа шел трамвай от моей квартиры. И чтобы не тратить напрасно времени и совместить приятное с полезным, я стал вставать спозаранку, часов в шесть, ехал совсем на другом трамвае до научного городка и через картофельные поля, через древесный питомник и парк культуры шел я в Останкино. К началу занятий, бодрый после прогулки, я появлялся на станции.

Однажды в конце ноября, пересекая парк, я поднял русака. Он лежал среди густых зарослей на пологом склоне заболоченной лощины. Заяц выскочил так неожиданно и бежал с такой быстротой, что я видел его лишь одно мгновение. «Эх, досада, упустил косого!» — сетовал я, осматривая свежую лежку. Я пошел по его следам. Вскоре я уже стоял у забора, отделявшего парк от сельскохозяйственной выставки. Сломанная доска помогла косому улизнуть в недосягаемое для охотника тихое и безопасное место.

Дня три спустя я специально зашел в лощину, где недавно поднял зайца. Держа ружье наготове и осматривая каждый кустик знакомого склона, я дошел до его конца, но не поднял зайца. «Неужели залег в другом месте?» — подумал я и в этот момент уловил слабый шорох. Пропустив мимо незадачливого охотника, заяц выскочил сзади и на этот раз убежал в другую сторону. Я опять пошел по его следу. Бойкий русак сделал большой полукруг по парку и ушел на выставку, воспользовавшись другой широкой щелью в заборе. Третья попытка добыть зайца неделю спустя опять кончилась неудачей. Следы привели к мелкому сосняку. Здесь русак, вероятно, с разбегу сделал огромный прыжок и сквозь дыру в заборе махнул на территорию выставки. «Эге, да ведь это не простой заяц, — покачал головой я. — Это мудрый заяц, да еще спортсмен: не всякий сумеет сделать такой прыжок и проскочить сквозь дыру на высоте роста взрослого человека». Территория сельскохозяйственной выставки — его защитница. Не случайно он знает ходы, выходы и все изъяны в деревянном заборе. А ведь жалко стрелять в такого мудрого зайца. Раз и навсегда я решил прекратить на него охоту. Но не я один охотился в этом месте. Другие охотники лезли из кожи, чтобы добыть косого. Устраивали нечто вроде загона, пускали по следу гончих собак, однако ни одна из этих попыток так и не увенчалась успехом. Шустрый русак каждый раз невредимым уходил на территорию сельскохозяйственной выставки. А гончаки визгом и воем изливали свою досаду, будучи не в состоянии пролезть сквозь слишком узкое отверстие в высоком заборе.

— Эй ты, косой, как живешь? — иной раз кричал я, осторожно проникнув в участок кустарника, где обычно ложился знакомый зайчишка.

Невнятный шелест и свежий размашистый след на снегу в направлении выставки безошибочно доказывали мне, что знакомый мудрый косой невредим.

Да, зайцев под Москвой мало осталось… Зато лосей много. Куда не заглянет охотник в поисках дичи, всюду может наткнуться на этого зверя. А наткнувшись, полюбуется лесным великаном, иной раз даже вскинет ружье, прицелится — да только выстрелить не решится: строг закон в отношении лося.

Вероятно, в связи с большой численностью лосей и стремлением молодых животных к расселению, они частенько появляются там, где, казалось бы, им и делать нечего. Даже в Москву, в Останкинский парк забредают иногда осенью лоси.

Лось — типичный обитатель лесов нашего Севера. Там, где молодые осинники и березки, иногда хвойное мелколесье чередуются с обширными участками лесных болот или вырубок, особенно охотно держатся лоси. Длинные ноги позволяют им легко передвигаться по глубокому снегу, а широко расставленные пальцы копыта облегчают ходьбу по болоту.

Как-то в ненастный сентябрьский день во время охоты на вальдшнепов мне привелось пересекать широкие поля картофеля. Это оказалось чрезвычайно трудно. Глинистая почва была в буквальном смысле слова пересыщена влагой. Сделаешь шаг — и нога медленно погрузится в вязкую грязь почти до колена. С трудом вытащишь одну ногу — завязнет другая. Чтобы пройти метров четыреста, я потратил около получаса. Весь в липкой грязи, с выпачканными руками и даже ружьем, измученный, я, наконец, добрался до твердой земли и сел отдышаться. Слева из мелколесья до меня донеслись необычные звуки — улюлюкали, громко свистели пастушки-ребята. Повернувшись, я увидел двух лосей.