Рассказы о потерянном друге - Рябинин Борис Степанович Страница 71

Группа, которой поручалось произвести диверсию у складов, была немногочисленной. В нее входили Алексей с Ярангом, Петр и еще несколько партизан. Но именно от этой горстки храбрецов зависел в первую очередь успех всего дела. Их провал автоматически вел к срыву всего остального.

Склады располагались за городом, на территории бывшего пионерского лагеря, в глубине вековой березовой рощи. Когда-то, в летнюю пору, здесь звучали звонкие голоса детворы, весело вился на флагштоке кумачовый стяг с пионерской эмблемой, вечером вспыхивал большой костер, у которого звучали песни… Теперь ржавая колючая проволока перепоясывала лес в несколько рядов. Было мрачно, угрюмо и тихо. Лишь каркали вороны, да порой галки поднимали возню на деревьях. Их война не касалась.

Перво-наперво требовалось преодолеть проволочные заграждения. За внешним рядом тянулся второй, внутренний, он представлял главную трудность. Но все было продумано до ничтожных мелочей.

Часового сняли бесшумно, оттащили в сторону, а на его место мгновенно встал другой — очень похожий, даже ростом такой же, переодетый партизан. Так же беззвучно перерезали проволоку и ползком, так прижимаясь к земле, словно старались врасти в нее, проникли на территорию.

Замерли, чтоб отдышаться немного и дать сердцу успокоиться. Прислушались… Показалось: неподалеку пролаяла собака. Это был бы неприятный сюрприз! Нет, тихо…

Чисто разметенные дорожки вели вправо и влево; прямо впереди под навесами возвышались штабеля снарядов, мин, патронных ящиков, укрытых брезентом.

Теперь предстояло самое трудное — подорвать всю эту громаду молчащего, застывшего огня, да так, чтоб и самим успеть унести ноги. Наступила очередь Яранга. Именно он должен был переползти открытое пространство и подложить взрывчатку с адским механизмом. Собаку меньше заметно, чем человека; да и заметят, так не сразу разберутся, что к чему. Мало ли их шляется — бездомных, голодных!

Была мысль обрядить Яранга в халат. Но, подумав, отказались: халат будет только стеснять, еще зацепится за что-нибудь. Пусть уж лучше так, в своем натуральном виде.

Тугой петельный намордник стягивал морду Яранга. Хоть умен Яранг, а все же собака, четвероногое, вдруг залает — пропали тогда все…

Теперь пора объяснить и назначение вьючка, который нес на себе Яранг вместе с парашютом, когда летел в самолете. Да вы уж, наверное, догадались: это было взрывное устройство с часовой машинкой. «Специальность подрывник» — помните? Не голыми же лапами он будет взрывать склад!

— Ползи!

Алексей снял намордник и пустил Яранга. Иди, голубчик!

Нервы напряглись до предела. Теперь, как говаривали в старину, либо грудь в крестах, либо голова в кустах… Хорошо, что утро пасмурное, легкий туман над землей… Только бы подольше не рассеивался!

Каждый шорох воспринимался, как нестерпимо громкий шум. Где-то за штабелями разговаривали враги, слышались шаги часовых. А вдруг скоро смена караула? Да нет, не должно. Взвешено, изучено, многократно обдумано все.

Не зря Надя обучала Яранга искусству ползания, не зря. Так хочется вскочить и во всю силу мышц опрометью броситься вперед, а вместо этого приходится животом проглаживать жесткую мерзлую землю, преодолевая сантиметр за сантиметром, да еще припадая к ней время от времени. «Ползи, ползи, Яранг, ползи, дорогой!» Может быть, это почудилось Ярангу? Или столь велика впечатлительность собаки, что и вдали от хозяина она слышит его голос? «Умница, умница! Ну, еще, еще немного…»

Двести метров, а как двести верст. По углам пулеметы в деревянных башнях, рядом казарма с многочисленной охраной. При первом подозрительном звуке, сигнале тревоги охранники высыпают, как термиты из убежища, такие же злющие, такие же белесые. И так же холода боятся, как те, подземные жители: чуть обдуло ветерком — пропали!

Сумеет ли Яранг проскользнуть под носом у всей этой своры и сбросить, где надо, свой огнеопасный груз?

Петр (они лежали бок о бок) тайком поглядывал на товарища: неужели тот и в самом деле уверен, что собака сделает то, за что в данном случае безнадежно браться человеку.

В памяти Петра все еще свежи были воспоминания о гибели его товарищей: Петр тогда едва спасся. Не пришлось бы и в этот раз уходить, как тогда! Но теперь у него роль посерьезнее. Если что-нибудь стрясется с Алексеем, Петр должен был довершить начатое сержантом: Яранг его знает. Они взаимно страховали себя также и на случай ранения, иного несчастья.

Минуты тянулись как часы. На круглом лице Петра выступили крупные капли, будто роса перед жарким днем. «Это тебе не насекомых ловить да в формалин сажать!» — подбодрил он сам себя.

А вот Алексей никогда, пожалуй, не выглядел таким собранным и уверенным, как в эти непомерно тягучие, бесконечно долгие минуты. Иначе было нельзя: от его расчетливости и самообладания зависело сейчас все…

Первое время он видел собаку; потом Яранг растворился, исчез; но сержант словно сам полз с ним, сам ощущал и студеную землю, и каждый шорох, скрип, хруст подламывающейся тонкой льдинки, образовавшейся от ночного заморозка, тяжелое дыхание, вздымавшее бока, биение верного собачьего сердца…

«Умница, умница, — мысленно повторял Алексей. — Сделай все, сделай, как положено… Надежду спасем, твою хозяйку… Не подведи!..»

Пора! Свисток зажат в зубах. Тонкий, едва уловимый переливчатый звук походил на комариное пение. Его может расслышать лишь самый острый слух, но Ярангу повторять не придется. Ведь собачье ухо воспринимает звук с гораздо большей частотой волн, нежели человеческое.

Внезапно раздались грубые окрики, голоса, хлопнул винтовочный выстрел, за ним другой… Заметили! И тотчас показался Яранг. Прижав уши, он несся через площадь открыто, на виду у всех. Его присутствие обнаружено, теперь уже все равно. Он без вьюка! Значит, приказ все-таки выполнен. Только бы гитлеровцы не хватились раньше времени, не догадались…

Расчет был точен. Только одного не знали, а потому не могли избежать: пока готовилась операция, враги усилили охрану складов, сделав как раз то, чего больше всего опасался Алексей. Они учли, что русские не успокоятся, повторят свою попытку. И едва Яранг метнулся через открытое пространство, навстречу ему из-за угла высунулась острая овчарочья морда. Гитлеровцы в наиболее важных пунктах поставили четвероногих сторожей! И все должно было сорваться бы… Но…

Вот уж поистине слепая удача: эта была самка, сука! Кобели, конечно, сразу же воспылали бы лютой ненавистью друг к другу. А эта не стала даже лаять. Откуда ей знать, что Яранг и она — враги. Вместо того чтобы поднять тревогу, она завиляла хвостом. Она меряла своей, собачьей меркой, поступала по железному закону собачьего мира: он не обижает ее, она не лает на него. Яранг проследовал беспрепятственно. Соблазн был и для Яранга. А как же? Конечно! Однако он даже не остановился — его выучка оказалась лучше. Лишь на секунду повернул он в ее сторону голову. Яранг был уже за углом, а она, обернувшись за ним и застыв, все натягивала цепь.

Это было последнее препятствие. Дальше было уже несложно.

Яранг выполнил то, чего от него ожидали. Он подполз к основанию одного штабеля, повернул морду к спине, ухватил зубами кожаный бринзель, привязанный к вьюку с взрывчаткой, и дернул к себе. Запор открылся, вьюк свалился наземь, одновременно начал действовать часовой механизм.

Все было точь-в-точь, как у Динки, подорвавшей железную дорогу и мост, а — заодно и воинский эшелон, битком набитый гитлеровцами — свежим подкреплением фронту. Но у Динки было преимущество: она могла сразу же уйти из-под обстрела, спрыгнуть под откос — и в камыши, в реку. Яранг был лишен такого прикрытия. Его могли спасти лишь быстрота собственных ног, дерзость.

Застрочил пулемет. Пули взбили комки земли у ног собаки. Случись такое с человеком — был бы обречен. А Яранг? Он уже у дыры в проволоке, проделанной партизанами. Алексея и его помощника Петра нет. Исчез и фальшивый часовой. Ничего! Яранг помчался по их следам. Он едва успел достичь деревьев, как земля дрогнула, ударило в лапы, оглушило; что-то обрушилось на Яранга, смяло в комок, сдавило и бросило со страшной силой, оторвав от земли. Ломались, как спички, и падали деревья; сверху сыпались комья, ветки, щебень; подхваченный чудовищным вихрем, подобно фантастическому ковру-самолету, пролетел горящий брезент. Земля стала огнедышащей, жаром полыхало все, будто разверзся вулкан. К счастью, заслон из леса смягчил удар взрывной волны, приняв ее на себя; а сзади все рвалось и грохотало…