Игорь Голубев - Собачья площадка Страница 8

Вспомнилось. Все вспомнилось…

Он проснулся в чужой постели. Наталья Ивановна бесстыдно распласталась под боком. В комнате светлело, и начальник, вытащив из мятых брюк черные трусы в стиле ретро, осторожно надел их. Теперь, уже одетым, можно было проанализировать ситуацию и выработать план действий. Он встал и подошел к окну — озаренный первыми лучами солнца, город просыпался. Наступал новый и, если сказать честно, трудный день. Сардор поправил резинку трусов, как он это всегда делал перед началом футбольных матчей, и почувствовал готовность к поединку. Сегодня их будет, видимо, несколько. Первый — с женой, где слабость его обороны и сила нападения противника говорили о неизбежности поражения, но если постараться, то счет можно сделать минимальным. Второй — с хозяином, где, видимо, будет ничья, потому как закрытие точки можно объяснить устранением недостатков согласно предписанию администрации рынка. Третий — с Натальей, здесь можно думать только о победе. Он самодовольно потянулся и посмотрел на спящую, как кот на блины…

Но Сардор оказался хреновым телепатом, Наталья под его восхищенным взглядом даже не пошевельнулась. Настроение было приподнятое, спать не хотелось, но и будить даму сердца тоже было незачем. На журнальном столике, поверх стопки детских книг и дешевых любовных романов, лежал небольшой буклет, выпущенный страховой компанией «АСКО», чье название неоднократно видел на кузовах автомашин. «Вечный именной календарь» — было написано на обложке. Сардор, удобно усевшись в кресле, стал знакомиться с утверждениями Павла Флоренского о существовании тайной гармонии между именем человека и событиями его жизни. Кто такой П. Флоренский, он не знал, но ему стало интересно, что написано про Наталью.

«Природная и родная, женственная и личная, лиричная и застенчивая», пока все было очень близко, «пылкая и снисходительная» — и это сходится, решил Сардор, вспомнив прошедшую ночь, почему-то посмотрел на свой немаленький живот, перетянутый семейными трусами. «Внешне легкомысленная, в сложной ситуации неожиданно самостоятельная» — и это соответствовало той, которая в это время открыла глаза и, сладко потянувшись, позвала его. Вмиг дочитав о Наталье, Сардор встал и подошел к улыбающейся подруге.

— «Любовь — самое утреннее из наших чувств», — громко процитировал обессиленный муж, возвращаясь к жене на одном из последних троллейбусов…

Около подъезда вместо постоянно дежуривших старушек Сардор увидел компанию молодых людей. Он уже проходил мимо них, как вдруг у лица увидел вспышку пламени. Ослепленный, а больше испуганный, отпрыгнул в сторону так быстро, как только позволяла комплекция. Фетровая шляпа упала под ноги. Дружный взрыв хохота свидетельствовал о том что шутка удалась.

— Ну ты. Хмырь, фокусник, — громко аплодировала единственная представительница слабого пола шутке, состоявшей в поджоге выпущенного из зажигалки в ладонь газа.

Сардор присел, чтобы поднять шляпу, но, выбитая ловким ударом ноги, она, подобно летающей тарелке, запарила над асфальтом в сторону соседнего подъезда.

— Долговяз, да ты Цимбаларь, — вновь одобрила девица.

— Оле, оле, оле, оле, Россия — «Спартак», — заголосил самый маленький из присутствующих, услышав имя своего кумира, и ринулся за шляпой, увлекая остальных.

Поединок отличался небывалой активностью. Сардор, в качестве бокового судьи, бегал по газону с призывами остановить матч, но игроки не слушали свистка. И только сильный поперечный пас того же долговязого в темноту пустыря охладил пыл игроков и заставил вернуться на скамейку. Шляпа, несмотря на неплохие аэродинамические возможности, улетела недалеко, и хозяин нашел её почти сразу. Обида за произошедшее душила. Он готов был размазать этого желторотика по газону, но сознание бессилия одного против стаи не давало гневу вырваться наружу.

Сардор молча, сдерживая подступавшие слезы, прошел мимо молодежи к подъезду. Что с нами сталось? Что происходит с нашими детьми и женами? Что творится с друзьями? Вопросы густо и бессмысленно-безответно, словно дождевые черви, копошились в голове.

Блажен, кто, идя с женой и завидев на тротуаре кучкующихся подростков, перейдет на другую сторону, Сардор был один и сворачивать не собирался. Не собирался также и драться, отстаивая свою честь. Таких надо вылавливать по одному. Иначе обступят, и хана… Вполне найдется ножик. Потом доказывай, что ты не верблюд, а того хуже — зашибить можно, тогда вообще не отмоешься — убил подростка. Найдутся и характеристики, и защитники, и общественность, как грибы после дождя.

— Во щи отъел, — услышал он сзади.

— Да и пузо, как на девятом месяце, — подхватила никогда не рожавшая специалистка.

— А мы в следующий раз им самим в футбол сыграем, — пообещал поклонник «Спартака» под одобрительный хохот товарищей.

Так в один момент счастливый любовник превратился в самое несчастное и глубоко обиженное «лицо кавказской национальности».

Впрочем, об адюльтере забыл начисто.

Глава 7

Еще вчера старшина выкраивал время и возможность съездить в ветеранский госпиталь. Друг залег надолго и всерьез. Наконец с утра «окно» появилось, и старшина, сунув в рукав поллитровку, а в руки взяв торт, пересек по диагонали всю Москву и теперь стоял перед глухим забором без единого намека на дырку. Подставив ящик и чудовищно раскорячившись, постоянно рискуя спиртным, он таки преодолел препятствие и оказался на территории.

Одного не учел старшина — собак. Они вывернулись из-за угла, стремительно, злобно и неотвратимо нацелившись на добычу. Пришлось пожертвовать тортом. Прижимая к груди рукав с бутылкой, старшина бросился к центральному входу, но одна из особо назойливых псин все-таки ухватила свое, а именно: клок от парадных брюк старшины.

Соломон, наблюдавший всю сцену от начала до конца, плюнул в сердцах. «Сволочи», — подумал адвокат.

Соломон Погер с детства мечтал стать военным. Он родился за пять лет до начала Великой Отечественной.

Как ни бился Погер-старший, как ни прививал любовь к портновскому делу, Соломон пошел на завод. Честно оттрубил там пять лет и подал документы на юридический. Уже с третьего курса избрал специализацию — имущественные споры. И не какие-нибудь государственные, между двумя заводами или фабриками — тогда прямой путь в арбитраж, — а самые что ни на есть непрестижные — личные. То есть споры по наследству, по разводу.

Нельзя сказать, что Соломон Погер все эти годы перебивался с хлеба на квас, но приобретенная сноровка, богатая клиентура составили ему определенный вес среди московских адвокатов. Слава бежит впереди полководца. Когда рухнула Партия с её иезуитским кодексом партийной чести и началась перестройка, Соломон оказался на коне. Заказы посыпались со всех сторон. Соломоша завел себе секретаря и помощника. Нет, он не вязался в адвокаты «на картотеке» для братвы. Зачем? Богатые тоже женятся и разводятся, а уж помирают толпами.