Валентин Иванов - Желтый металл. Девять этюдов Страница 8

— Правильно, так и есть. Вот справочка… А ну, друг, — сказал Гавриил, беря Василия под руку, — пойдем-ка, выпьем для встречи водочки!

— Б-больше н-не ппь-ю, — заикнулся Василий.

— Не ппь-ешь? — передразнил Гавриил Окунев. — Молодец! Образумился, стало быть? Видать, выздоровел. А здесь у тебя как? — И Гавриил издевательски покрутил пальцем перед своим лбом.

— А тты спек-кулянт! — припомнил Василий бывшему товарищу довоенные проделки.

— Пойдем, пойдем, — не обижаясь, настаивал Гавриил Окунев. Он засунул обратно в карманы Василия деньги, несколько десятков рублей, какие-то бумажки, оставив себе лишь справку адресного стола. — Пойдем же, дура! — И он вытащил Василия Густинова сначала в сад, а потом на улицу. Проделано это было с немалой ловкостью и силой. Впрочем, Василий не сопротивлялся. Он покорно поплелся рядом с Гавриилом. Но когда тот усадил его за столик, Василий запротестовал:

— Я тто-олько мми-неральную. Мне ввред-но.

— Брось! Для встречи-то? — И Гавриил Окунев смешал в стакане Василия водку с пивом: — Пей!

— У-уж разве… — Василий протянул руку и проглотил смесь.

Гавриил приготовил вторую порцию «ерша».

— А деньги у тебя есть? — спросил Гавриил, делая вид, что не знает.

Василий положил на стол две скомканные десятирублевки.

— Вот это ладно! Значит, угощаешь? А ну, по третьей!

Сам Гавриил пил чистое пиво. Рассчитывая так, чтобы Василий держался на ногах, он расплатился и вывел на улицу брата Антонины. Гавриил успел завести Василия в тупичок и усадить на большой камень. Раскиснув на жаре, Василий закрыл глаза и повесил голову. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, Гавриил с размаху ударил Василия по затылку с мыслью: «Это чтобы тебе совсем отшибить память». Поддержав Густинова, Гавриил уложил его на землю приговаривая:

— Валяйся, мил-друг! Не Сибирь, не замерзнешь… А и замерз бы — не жалко.

Гавриил ушел, довольный собой: Густинова подберут, милиция выяснит личность пьяного и свезет его в спецсанаторий. А оттуда после такого похождения Василия уже не пустят гулять по городу. Ишь, еще спекулянта вспомнил, калека!..

Они старые знакомые. И хотя Василий много моложе Гавриила Окунева, был между ними старый счет от предвоенного времени из-за одной девушки, когда молодой парень Вася Густинов был здоров, весел и собой красив.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Гавриил Окунев потратил немало времени, чтобы надежно освободить жену своего старшего брата от близкого, но нежелательного родственника. А пока он этим занимался, у Антонины Окуневой сидел другой гость, желанный.

Леон Ираклиевич Томбадзе был рослым, мужественного вида брюнетом — из тех, кого принято называть жгучими. Носил он не черкеску с мягкими шевровыми сапожками, а просторный китель тонкого шелка, белые брюки, желтые туфли. И все же явственно чувствовалась стройность настоящего джигита, обладателя классической «осиной» талии.

Обняв Антонину рукой с длинными пальцами и ногтями, свидетельствующими о тщательном уходе, Леон вместе с хозяйкой любовался серебряными чайными ложечками.

— Какие миленькие! — восхищалась Антонина.

— Есть еще вещь! — с торжеством воскликнул Леон.

Он считал, что умный человек всегда сумеет продлить удовольствие. Глупо выкладывать все сразу. Томбадзе достал нечто и нарочито медленно стал развертывать тонкую обертку и вату.

— Вот! Сам отделал и сам золотил.

Это была красивая, тщательно вызолоченная пудреница художественной работы.

— Леончик ты мой любимый! — Антонина наградила поклонника продолжительным поцелуем. Но тут же оттолкнула увлекшегося возлюбленного.

— Сумасшедший! А если кто войдет? Потерпеть не можешь?

Томбадзе, как борзый конь, выдохнул воздух через раздутые ноздри крупного носа.

— Слушай, Нина, когда ты своего бросишь? Отдашь ему Нельку и будешь совсем со мной? А?

— Легко тебе говорить! А металл?

— Что металл! Разве в Сибири один такой Окунев есть? Э, деньги будут!

Леон Томбадзе не на шутку привязался к этой свежей еще, пышной, белокурой и белокожей женщине. В известной мере их знакомство завязалось в связи с золотым песком.

В юности лудильщик, затем ученик ювелира, Леон Ираклиевич после войны и демобилизации некоторое время промышлял мелкой работой и некрупной спекуляцией. После денежной реформы сорок седьмого года и усиления борьбы со спекуляцией Леон завел свою ювелирную мастерскую-чуланчик, где работал один. Когда и здесь возникли затруднения, он устроился в артель. Из него выработался отличный мастер. Он работал со вкусом и тонко. Под полой принимал заказы из «давальческого» серебра и золота, хотя это, по понятным причинам, и запрещалось законом. В компании с одним зубным техником Томбадзе наловчился изготовлять латунные коронки «под золото» для тех, кто хотел по дешевке блеснуть своим ртом.

Как скупщика золотого песка Леона нащупал Гавриил Окунев. Знакомство с Антониной было делом случая. Леон встретил ее и Гавриила на улице, и тот не мог не познакомить их. «Прекрасная белая женщина» сразу покорила Томбадзе.

Но золотые дела Антонины и Леона были для Гавриила Окунева совершеннейшей тайной. Он видел в Леоне лишь пылкого кавказца, влюбленного в жену брата, и относился к такому обороту с полнейшим равнодушием. Ему-то что за дело? Антонина баба ходовая, умная, не маленькая; у брата, к которому Гавриил никогда не питал нежных чувств, не убудет.

Ссориться с Антониной Гавриил ни за что бы не стал. Его интересовал только золотой песок. Без Антонины не будет и песка. Александр не доверял брату, и Гавриил это знал. Получая золото от Антонины относительно мелкими партиями, Гавриил был вынужден действовать быстро, а от искушений, как считал старший брат, младшего охраняла система, исключавшая получение слишком больших денег разом. Нет, дали тебе килограмм — отчитайся, получишь второй. Так-то! Дружба дружбой, а табачок врозь…

Гавриил возвращался, чтобы похвастать, как ловко избавил он сноху от ее брата. Тем временем жена Александра Окунева беседовала со своим возлюбленным Леончиком на новую тему — новую, впрочем, лишь для этой встречи.

— По векселю остается заплатить за дом еще тринадцать тысяч, — говорила женщина.

— Почему, почему тринадцать? Шесть! — живо возразил Леон. По-русски он объяснялся чисто, щеголяя верностью произношения. Но когда спешил, то «почему» упрямо звучало у него как «пачиму», а мягкие согласные делались твердыми. Томбадзе твердо помнил счет, о котором шла речь. Антонина уже одолжила у него семь тысяч рублей. Случилось это ранней весной, в пылу их первых встреч, когда в садах С-и поэтично цвел миндаль, а в сердце Леона — новая любовь.