Саджо и ее бобры. С вопросами и ответами для почемучек - Вэша Куоннезин Страница 8

Большое Перо решил переночевать у пруда, хотя не захватил с собой ни одеяла, ни еды: он боялся, что вернется злодейка-выдра или же появится другая, потому что эти хищники часто рыскают парами.

Но никто не нарушил покоя бобрового пруда. На рассвете, когда Гитчи Мигуон покидал это место, пруд уже наполнился водой до краев, потайной вход был закрыт, и все, казалось, было в полном порядке, словно ничего и не случилось.

Вот и все, что узнал Большое Перо. Но индеец не знал, что двое бобрят, напуганные до полусмерти, выкарабкались из хатки, побрели по длинному потайному ходу под заболоченной землей (бобры часто выкапывают такие ходы для разных целей) и, пройдя его до конца, очутились около плотины. Вряд ли они знали, куда бредут, да, верно, и не думали об этом — им только нужно было уйти подальше от злого чудовища. Никто не заметил, как они перебрались на противоположную сторону плотины и продолжали свой путь по осушенному руслу ручья.

Зловещее шипение выдры все время преследовало их по пятам, словно в страшном сне. И так отчетливо оно вдруг стало слышно и так близко, что зверьки в ужасе забились в маленькую пещерку на берегу. Это произошло как раз вовремя: не успели они укрыться, как выдра — настоящая, страшная выдра — прошмыгнула мимо них. К счастью, бобрята, как и многие другие молодые зверьки, не распространяют никакого запаха; даже лиса, несмотря на свой чуткий нос, могла бы найти их только случайно. Вот и выдра не узнала, где они спрятались. Она мчалась без оглядки все дальше и дальше от пруда.

А скованные ужасом бобрята прижались друг к другу в своем убежище, не смея двинуться вперед и боясь вернуться.

Они стали поджидать свою мать — не придет ли она к ним на помощь?

Но отсутствие запаха, которое только что принесло им спасение, теперь оказалось для них бедой. Старые бобры обнюхали все кругом, но не смогли обнаружить никаких следов и так и не узнали, что бобрята перебрались через плотину. А испуганные зверьки не догадались, как недалеко они находились от пруда. Вот и сидели они, словно два заблудившихся ребенка, забившись в свою пещерку, обездоленные, понурые, и все прислушивались, не донесется ли к ним любимый ласковый голос. Малыши все ждали и ждали свою большую маму, такую заботливую и добрую, — она всегда утешала их в их маленьких бедах, согревала своим коричневым пушистым телом и так старательно причесывала и прихорашивала каждый день. Ну, конечно же, она или отец — это он играл с ними так хорошо, учил плавать и всегда приносил им душистую траву для постелей и веточки с нежными листьями на обед, — кто-нибудь из них да придет. Теперь у бобрят не было ни душистой подстилки, ни лакомых листочков — ничего, кроме твердых камней и жесткого песка, а ни мать, ни отец не шли за ними. Напрасно прождали бобрята всю долгую ночь, дрожа от холода, голода и страха.

Один раз какой-то длинный темный зверь, похожий на ласку, но гораздо крупнее ласки, заглянул к ним; но они сидели тихо, как две мышки, и почти перестали дышать. Он громко засопел у самого входа в пещерку и побежал дальше. Это была норка… Она увидела, что они вдвоем, и побоялась напасть на них.

Не скоро набрались зверьки храбрости, чтобы выглянуть на минутку, но сейчас же спрятались обратно — нужно было спасаться от огромного серого чудовища, которое спускалось на них сверху. Круглые желтые глаза засверкали близко-близко… Но вот чудовище взмыло вверх и уселось на ветку. И смотрело оттуда, смотрело на них, щелкало клювом, громко, протяжно кричало и очень страшно смеялось. Вопахо — Лесная Сова-Хохотунья — подкарауливала их, хотела сделать бобрят своей добычей. Она терпеливо ждала, и каждый раз, когда малыши выглядывали из пещерки, страшные желтые глаза все еще глядели на них.

На рассвете сова исчезла. Вода уже струилась через плотину, и ручеек снова зажурчал. Бобрята спустились к нему и поплыли в поисках своего дома. Если бы они только знали, как близко была их хатка! Но в маленьких головках все перепуталось, и они окончательно заблудились. Не в силах бороться с течением, они отдались воле воды и спускались все ниже и ниже по ручью, все дальше и дальше от дома, от родителей, от сестренок, с которыми так хорошо играли и возились всю свою коротенькую жизнь.

Так они плыли, слабые, голодные, не умея найти себе корм. И все-таки теперь они чувствовали себя как-то безопаснее, потому что были в воде, и продолжали свое бесцельное путешествие, которое не могло привести к добру. Ручеек становился все спокойнее и спокойнее, и зверьки незаметно очутились в ленивых водах Березовой реки.

Лань, которая паслась на отмели, подняла голову и увидела их. Она насторожила уши и долго следила за ними своими добрыми глазами. Дальше на пути повстречалась ондатра — мускусная крыса; она поздоровалась с ними, громко пискнув, и прошмыгнула мимо. Птицы глядели на них с верхушек деревьев и что-то щебетали им. А солнце грело так ласково, и мир был так прекрасен! И они продолжали плыть все дальше и дальше, неизвестно куда. Так бы они и плыли в забытьи от голода и слабости, пока не заснули бы, чтобы никогда больше не проснуться.

В тот самый момент, когда бобрята очутились на зеркальной поверхности Березовой реки, их заметил Гитчи Мигуон.

Он сидел на берегу ручья в том самом месте, где недавно обедал. Спустив осторожно на воду свой челн, он тихонько поплыл к ним. Бобрята услышали шум, приоткрыли глазки и увидели его. Но почему-то они не испугались даже тогда, когда он поднял их за крошечные черные хвостики, чтобы опустить в лодку. Наверно, им все уже было безразлично. А может быть, большой настороженный глаз, нарисованный на носу лодки, не выглядел уж так сердито, как задумал художник; или, скорей всего, они чувствовали, что индеец не обидит их: зверьки, даже самые маленькие, узнают своих настоящих друзей.

Большое Перо, сложив ладони вместе, осторожно держал бобрят — зверьки были такие маленькие и жалкие. Их крошечные передние лапки сжались в кулачки, словно они приготовились к бою, но круглые головки отяжелели и поникли, глазки смыкались. Индеец знал, что они умирают, и