История одного филина - Иштван Фекете Страница 8

Филинам собаки были знакомы: из пещеры им иногда случалось видеть, как у подножья скал рыщут бродячие деревенские псы, а однажды мать даже принесла им одного, правда, то был всего лишь щенок.

На заборе беззаботно чирикали и чистили перышки воробьи, но достать их было нельзя: и камышовые стены и проволочная стена ясно говорили филинам: «нет»!

Так не случилось ровно никаких событий до самого вечера, когда возле хижины снова появился высокий человек, и все трое филинов забились от него в угол, за ствол старой яблони.

Человек намеренно медленно вытащил из хижины ящик, тихо приговаривая при этом, возможно, лишь для того, чтобы птенцы привыкли и его голосу.

— Не бойтесь, глупые, — приговаривал он, — не бойтесь. Я принес вам еду, — человек оттащил ящик в самую глубину огорода, а там его подхватили другие люди.

Затем высокий человек вернулся в хижину и — у филинов сверкнули глаза! — бросил им пяток воробьев, но филины не шелохнулись, и лишь глаза их упорно сверлили добычу.

— Ешьте на здоровье, — уговаривал человек, — воробьев у нас в деревне хватает…

Филины лишь хлопали глазищами и даже после того, как человек ушел, долгое время не вылезали из своего угла.

И хотя вокруг все продолжало оставаться спокойным и неизменным, голоду понадобилось еще несколько часов, чтобы побороть недоверчивость сторожких птиц.

Самец шевельнулся первым.

— Нельзя! — Самочки от испуга и зависти сжались и мрачно следили, как брат ухватил клювом первого воробья, стукнул по его черепу и принялся заглатывать добычу, с чем он управился очень скоро. Когда воробей был проглочен, филин снова замер, мрачно уставившись перед собой, словно терзаясь муками совести из-за проглоченного воробья.

Самочки все еще не решались стронуться с места и выбрались из своего укрытия лишь тогда, когда их братец заглотил и второго воробья — все так же неспешно, не меняя серьезной мины, но, что называется, со всеми потрохами. В результате самец управился с тремя воробьями, в то время как самкам досталось лишь по одному.

После еды все трое принялись чистить перья, потому что и сами птенцы успокоились, и окрестные звуки и шумы сделались более привычными.

Солнце уже склонялось за хижину, и внутри камышовой пещеры стало пасмурно и уютно, почти как в их родном гнезде. Да и человек теперь казался не таким уж страшным: ведь он приносил еду, совсем как родители.

Птенцы переваривали пищу; самец восседал на камне, а самочки пристроились на бревне, поближе к камышовой стенке. И человека, когда он пришел вновь, они встретили уже с меньшим страхом, но все же нахохлились, распушили перья, зашипели и защелкали клювами. Но все это теперь выражало не столько страх, сколько предупреждение: подойдешь ближе — и мы убежим либо нападем на тебя.

Но человек не торопил события. Он остановился у дверцы хижины и улыбнулся.

— Ну, видите! Никто вам тут не делает зла! Говорил ведь я вам, что воробьев в деревне хватает, да и ягнята, как их ни береги, подыхают.

И человек положил на землю новую партию воробьев.

Филины молча уставились на добычу.

— А когда освоитесь на новом месте, пойдем с вами охотиться. Вот увидите, заживем на славу!

Голос человека звучал мягко, ласкающе, и все окрест казалось таким же тихим, спокойным.

Филины тоже поуспокоились, они смотрели прямо вперед, хотя, по всей вероятности, думали о еде, к которой можно будет подобраться лишь только, когда человек уйдет.

— Вот вам шесть воробьев, — по-прежнему ровно заговорил человек и размеренными движениями разложил воробьев на три кучки, на расстоянии метра друг от друга. — Вот так! — сказал он. — По две штуки на нос, чтобы вам не ссориться.

Филины неотрывно следили за каждым движением человека, но в их внимании крылось все меньше слепого страха.

— Теперь убедились, не съем я вас. Правда, что греха таить, живете вы не на вольной воле, но ничего, постепенно привыкните.

Заслыша тихую речь хозяина, забежала в сад и большая овчарка. Она приветствовала хозяина радостным вилянием хвоста, что очень взбудоражило филинов.

Обе самочки соскочили на землю и зашипели, а самец, хоть и остался сидеть на камне, зато воинственно распростер крылья, зашипел на собаку и защелкал клювом.

— Видишь, Мацко, — улыбнулся человек, — сейчас они в каждом видят врага. Но после подружатся и с тобой.

— Подойди только поближе, выцарапаю тебе глаза, — шипел самец.

— Полно вам, полно, — примирительно вилял хвостом Мацко, — чего уж так сердиться!

— И Мацко вы тоже узнаете поближе, — спокойно говорил человек. — Мацко — славный парень, никого никогда не обидит, вот только не жалует он финансового инспектора, жандарма да трубочиста.

Мацко одобрительно вилял хвостом, соглашаясь со словами хозяина: мол, что поделаешь, и правда, не выношу я мундиров; а того, вывалянного с головы до пят в саже, просто на дух не принимаю…

— Ну, пошли Мацко, они еще очень дикие, не освоились, но ничего, мы их приручим.

И хозяин с собакой повернули к калитке, а филины, взъерошив перья, злобно шипели и шипели им вслед.

Но как только птенцы остались одни, они снова, сжавшись в комок, что у филинов служит признаком усиленной умственной работы, стали разглядывать воробьев.

— Еда! — была первая их мысль, и теперь уже они все трое следили друг за другом, в то же время не упуская из поля зрения все еще чужие им камышовые стены и затянутую проволокой дверцу.

На этот раз самой смелой оказалась одна из самочек: схватив ближайшего воробья, она принялась заглатывать его. Ее примеру последовал самец, а потом и другая самочка, каждый занялся своей добычей, предусмотрительно разложенной человеком порознь. Однако теперь филины поглощали добычу не столь жадно, как в первый раз, они ели воробьев медленно и сосредоточенно, хотя и по-прежнему целиком: с перьями и костями.

— Пища приходит от человека, — теперь они это знали и с последними воробьями уже не спешили: сначала все трое наполовину ощипали добычу, потому что переварить перья нельзя, но какое-то их количество необходимо филинам для нормального пищеварения. Филины и совы отрыгивают перья потом маленькими комочками-погадками, но и это неотъемлемая часть процесса пищеварения.

Эта их особенность спасла жизнь многим совам, так как натуралистам не было необходимости подстреливать их, чтобы по содержимому желудка установить, чем, собственно, питаются совы. По непереваренным остаткам перьев, костей и жесткокрылых удалось установить, что совы — птицы очень полезные… чего о филинах, пожалуй, не скажешь.

Но птенцы этого, конечно, не знают. Не знают они и вообще, что такое польза и что такое вред, ведь эти понятия установил человек, положа в основу свои собственные