Леонид Кокоулин - Затески к дому своему Страница 9

Анисим разобрал Гришину котомку, накинул лямку ему на шею, так что горловина пришлась под правую руку.

– Ну, чем не рыбак, – осмотрел отец сына. – А я поставлю таган, костер разведу, трапезню сооружу, – поискал Анисим глазами место, где сподручнее будет обосноваться.

Гриша вырезал черемуховое прогонистое удилище, посвистал им, привязал на леску крючок и пошел к реке.

Закраек взялся льдом. Было видно, что вода идет на убыль. Берег словно из-под стеклянного козырька смотрел на мальчика.

Сколько Гриша ни закидывал удочку, но не мог достать до заветного места. «Забрести бы, да только мочить бродни». Гриша попробовал стать на лед, пытаясь дотянуться удилищем. Удилище он вырезал длинное, но удержать сырой черемуховый ствол и обеими руками не смог. Осталось забраться на камень. Гриша ступил на край закрайка, тот обломился, и Гриша по колено скользнул в воду. Обломки льда подхватило течением и понесло на стремнину. Гриша стоял в воде и не знал, что делать. Все равно ноги уже вымочил, да и вода не так уж обожгла под коленками. Гриша сделал шаг, другой… Камень был скользкий, обледенелый. Тугое стремительное течение срывало и придавливало его к камню. Гриша скользнул по камню животом, и течение сразу отпустило. Он встал на колено, удерживаясь на руках, поднял ногу, вылил из бродня воду, почувствовал, как обожгло под рубашкой, захолодило живот. Из другого бродня вылил воду. Встал на колени. Посмотрел на берег. Из кустов белой веревкой висел от костра дым. «Хорошо, что папаня не увидел». На ноги Гриша встал осторожно. «Ну теперь держись», – сказал он себе. Закинул удочку, и не успела мушка коснуться воды, как удилище подернуло. С потягом на себя Гриша подсек удилище, в воздухе, растопырив плавники, радужно сверкал хариус.

– Папань! – не удержался Гриша. – Смотри, морсовик! – потряс он над головой рыбиной.

И показывать не надо. Анисим знает – хариус-морсовик, темный с золотистыми заклепками, от маленькой головки с крутых боков до хвоста. Обычный речной хариус – с крапинками на боках, с зеленоватым маленьким плавником на спине. Морсовик, если свой руль поставит, то в ладонь, красные перепонки просвечивают на солнце. Анисим не раз видел, как морсовик идет на икромет и берет водопады, тогда плавник, словно парус, держит морсовика. И не свалить его никакому течению. Перед водопадом морсовик берет разгон. Плавник из воды стоит веером. Анисим не раз слышал, как трещоткой стрекочут плавники морсовика, когда он схватывает воздуха на самом водопаде.

Морсовик – рыба сильная, он поднимается на нерест под самые ледники, где берут начало речки. Анисим хотел пойти посмотреть Гришин улов, да в котелке закипела вода. Он бросил щепоть соли, сдвинул котелок с огня. Из кружки тоненькой струйкой ссыпал муку, помешивая ложкой. Мука загустела, еще две, три минуты попыхтел котелок – и заваруха готова. Анисим достал из мешка бутылку, выдернул зубами пробку и набулькал в ложку янтарного рыбьего жира. Заправил заваруху, и потек запах копченой рыбы.

– Гриша-а! К столу-у, – позвал Анисим.

– Счас, папань.

«Ну, теперь не дозовешься». – Анисим взял топор, срубил сушину, откряжевал чурку, расколол ее и вытесал две плахи – одну, на рогульках, приспособил для стола, из другой сделал лавку. Отставил от огня котелок.

– Гриша, похлебка стынет!

– Папань, начинай… Я счас…

– Да оставь ты этого тайменя на вечерний клев.

Анисим вышел на берег и увидел сына. Тот сидел на обледенелом камне, как полярник на дрейфующей льдине. Вокруг бурлила ломкая вода. «Как же он туда попал?.. Скользнут ноги, удернет под перекат». Анисим, не раздумывая, забрел и, как Гриша ни брыкался, снял его вместе с уловом. У костра помог стянуть бродни. И тогда рассмотрел улов.

– Есть рыба в речке, – определил Анисим. – Если и дальше так пойдет, придется коптильный завод ставить.

У Гриши от штанов валил пар. Отходили и ныли ноги, колотила мелкая дрожь. Он готов был лечь в костер. Анисим положил на стол ложки, поставил кружки, горку сухарей выложил и тогда снял с котелка рушник, Гриша потянул носом, оторвался от костра – и за ложку.

– Да ты садись, – похлопал Анисим по строганой плахе. – Стоя-то кто ест. – Сам примостился на валежину с другого конца стола, убрал из-под руки соль и тогда зачерпнул и осторожно через стол понес ложку, подул на нее, схлебнул.

Гриша непослушной рукой поддел светлый мучной кисель, протянул дном ложки о край котелка, чтобы не делать дороги, приклонился над котелком, схлебнул, не чувствуя вкуса.

– Пришлось бы рыбака сдалбливать с камня, – выговорил Анисим сыну.

Они ели, соблюдая очередность, а когда ложки хватили дна, Анисим отложил свою. И на этот раз котелок скреб Гриша.

– Ты его выверни, – посоветовал Анисим.

– Чулком, что ли? – принял шутку Гриша.

– Хоть чулком, хоть рукавицей, только чтобы насладиться, – пропел Анисим, из-под ладони рассматривая лес, речку.

– А место, Григорий, тут отрадное.

Гриша бренчал котелком.

– Чего молчишь?

– Смотря к чему ты клонишь.

– Как к чему? Столбить место, крепость ставить. А то ведь как бывает? Ломишь, ломишь через тайгу другой раз и все не найдешь места по себе. То берег сырой – не глянется, то лес выморочный, то речка не в ту сторону бежит. А тут, погляди, и кедрач сподручный: хоть орех бить, хоть дом рубить. И дрова вот – сушины, – покивал в другую сторону Анисим, словно пересчитал сушняк. – Плесо, – повернулся Анисим лицом к речке, – только не разберу, скалы там… у тебя глаза поострее, – показал Анисим вверх по течению речки.

– Скалы, папань, отвесно падают, – с котелком в руке встал рядом Гриша.

– Ну так чем тебе не подходит?

– Я не сказал. Если бы плот соорудить. Можно было бы зайти под перекат. Наверняка таймень стоит.

– Зимовье ставить – так во-он на том уступчике, – показал Анисим в прижим реки, откуда начинал вздыматься скалистый берег.

Гриша увидел ровную площадку, и от нее по одну сторону выполаживалась к реке лесистая гора, в другую – в глубокий скалистый распадок втягивалась через плесо речка. И подход к площадке был доступным, светлым и от реки и от леса.

– Маманя бы когда собрались с Машей за ягодами. Сашка притопал бы…

– А я что говорю! – Анисиму все больше нравилось место. Он уже и лес высмотрел, а чего высматривать, глянул и вымерил, сколько и какого надо. Деревья свечами стоят. Правда, от реки разлапистый кедрач, но зато на склоне и лучшего не найдешь, и под гору катать сподручно.

– Так что, Гриша, – подытожил вслух Анисим, – будем якорь бросать. – И пошел к речке. Спуск был вымощен булыжником и отшлифован весенней водой, а между камнями в швах пророс и теперь переломился и сник стрельчатый и порыжевший дикий лук. Низко над водой берега залепила цветущая верба. «К добру ли, когда не ко времени», – подумал Анисим. Сколько раз он примечал, когда в долгую и теплую осень набухают почки, верба начинает цвести – хорошего не жди. По живому ударят морозы. И тогда застреляет кустарник, заухают деревья, застонет тайга – быть бескормице.