Николай Максимов - Поиски счастья Страница 10

Торг шел долго и кончился тем, что и на следующее утро «Морской волк» продолжал оставаться без матросов.

Тогда капитан попытался нанять чукчей, обещая в следующую навигацию доставить их обратно и щедро заплатить.

Желающих не оказалось. Уэномцы говорили, что, оставшись без охотников, их семьи умрут с голоду. А когда купец предложил им муку, чай, сахар, табак, то чукчи, уже не выдвигая никаких доводов, просто покачивали отрицательно головами. Что мука? Жир нужен! Мясо нужно! На шхуне этого нет. А ведь без жира — без топлива — не проживешь.

Чернобородый не унимался. Чукчи упорствовали. А время торопило. Каждую минуту мог снова подуть северный ветер, нагнать льдов, закупорить бухту и обречь шхуну на гибель или, в лучшем случае, на зимовку в этой «ужасной стране», как называл ее капитан.

Несмотря на возражения Ройса — «Мы проспекторы, а не купцы», — Джонсон согласился торговать в Уэноме предстоящую зиму товарами владельца шхуны. «Все равно, — рассуждал он, — до лета нам не продвинуться на север, а торговля — дело прибыльное». Ройс пригрозил, что они с Устюговым двинутся в путь сразу же, как только позволят льды, но и это не поколебало Мартина.

Все нераспроданные товары перенесли со шхуны к их палатке, оформили документы. Таким образом, торговые дела оказались улаженными.

Близился вечер. Чернобородый снова собрал уэномцев. Он решил во что бы то ни стало отплыть на заре.

— Утром я выбираю якорь, — сказал он. — Я решил отблагодарить вас за помощь.

Второй раз приглашать не пришлось. От мала до велика все собрались к палатке проспекторов. Запахло спиртом. Захрустели на зубах сухари.

Хмелея, чукчи много говорили, смеялись, курили. Они сидели кружком в три-четыре ряда. Посередине — спирт, сухари, табак. С каждой минутой шум усиливался. Стойбище пьянело.

Джонсон вынес из палатки мешок муки, банку спирта, кусок яркого ситца, несколько плиток чаю, три папуши табаку, нож, котел, бусы.

Чукчи столпились вокруг. «Кому это? Зачем? Почему?»— взглядами спрашивали они друг друга.

Купец разъяснил:

— Каждый, кто поплывет со мной, получит столько!

Люди зашевелились. Наиболее охмелевшие подошли ближе, пощупали товары. Все настоящее! При обмене за это нужно отдать много песцов и лисиц. Однако согласия никто не давал.

Чернобородый янки ждал.

Тымкара подмывало ввязаться в торг. Глаза его горели, он косился то на товар, то на мать, отца, брата, Тауруквуну. «Пусть бы винчестер лучше дал». Тымкар был взволнован, слегка кружилась голова. «Мне можно: в яранге есть еще охотник — брат Унпенер».

— Ну, что же вы молчите? — спросил купец. — Мало, что ли? — Впрочем, он уже не сомневался в успехе, так как с Джонсоном они договорились, что если не сумеют никого нанять, то ночью переволокут на борт шхуны одного-двух пьяных чукчей, и сразу же «Морской волк» отойдет от берегов. А в море он сумеет договориться с ними…

Уэномцы молчали. Все это настолько необычно для них! И товар получить хочется, очень хочется: ведь у многих уже кончался и чай, и табак. Но и бросить семью, ярангу — страшно. Не за пролив плыть страшно, нет! Кое-кому из них доводилось бывать там. Однако тогда они плавали на своих байдарах и вскоре возвращались. А теперь… теперь почти зима!

Пьяненький Эттой выступил вперед, пощупал товары, оглянулся на Кочака, потоптался, покачал зачем-то головой и вдруг ко всеобщему удивлению заявил, что он согласен.

Чукчи не сразу осознали потешность этого заявления. Но когда купец, Кочак, Ройс и Джонсон громко засмеялись, а янки вдобавок спросил, нет ли в Уэноме еще кого подряхлее, они захохотали тоже. Не сдержал улыбки и Василий Устюгов.

Эттой помрачнел, отошел в сторону. Горько стало ему, что над ним смеются. Видно, и в самом деле уже никуда не годный он старик…

От обиды за отца у Тымкара пересохло в горле, вспыхнули щеки. Не отдавая себе отчета, он выкрикнул с места:

— Вы! Почему смеетесь вы над стариком?

Все головы повернулись к нему. Кочак нахмурился.

— Что он сказал? — спросил у Джонсона купец, как будто тот лучше его знал чукотский язык.

Глядя на Тымкара, Мартин вспомнил, что этому юнцу очень хочется иметь оружие. «С ружьем он был бы страшен в эту минуту!» — подумал Джонсон, но все же сказал своему новому хозяину:

— Предложите ему винчестер, и он избавит нас от необходимости осуществлять наш ночной план.

Дав согласие на помощь, Джонсон все же побаивался впутываться в это дело.

Не раздумывая долго, чернобородый положил на ворох товаров винчестер и две пачки патронов.

— Ну? — крикнул он и уставился на Тымкара. Он тоже вспомнил, что в начале лета тот упорно выторговывал у него на шхуне оружие.

Лишь на мгновение взгляд Тымкара скользнул по лицам отца и матери. В следующую секунду юноша уже стоял около ружья.

Чукчи притихли.

Эттой подошел к сыну и одобрительно похлопал его по спине. Влажными глазами глядела на них старуха.

— Кто еще? — надрываясь, кричал купец.

Но его не слушали: ведь товары забраны Тымкаром, а выложить еще столько отдельных кучек, сколько ему нужно матросов, янки не догадался.

— Кто еще? — не унимался он, размахивая пустыми руками. — В Номе я дам каждому по второму винчестеру!

На пролив и тундру опускалась холодная ночь.

Опьяневшие чукчи шумно брели к яранге Эттоя пить полученный Тымкаром спирт. У палатки проспекторов стало тихо.

Ночью Уэном был необычайно шумен. А на заре, когда все заснули, Тымкар выбрал якорь, и «Морской волк», разрезая тонкую пленку молодого льда, покинул чукотские берега.

Еще на борту «Морского волка» настроение Тымкара начало падать. Возможно, была тому причиной головная боль от выпитого спирта, но во всяком случае мысли об оставленных стариках, о Кайпэ делали его грустным. Даже сознание, что он приобрел винчестер, не могло приободрить его, хотя ружье, по расчетам Тымкара, открывало ему путь к Кайпэ.

Угрюмый, с воспаленными глазами, уже вторые сутки стоял он у штурвала.

Хозяин лишь изредка показывался из каюты. Проходил по палубе и скрывался вновь.

Тымкар крепился. Впереди уже видно это огромное стойбище американцев — город Ном, родившийся за последние два-три года на месте дикой и безмолвной тундры.

К полудню, на подходе к рейду, капитан, наконец, сам стал за руль.

Рейд открытый. Но для разгрузки кораблей в непогоду опущен в море длинный бетонный вал с железной башней посередине. К ней по подвесной канатной дороге сейчас ползла одинокая платформа от такой же башни на берегу.

Огражденный лесом мачт, берег выглядел беспорядочной ярмаркой, где наспех разбиты бесчисленные палатки, украшенные разноцветными флагами наций. А среди них в два ряда вытянулись вперемешку домишки-курятники, сараи, склады из оцинкованного железа, неуклюжие дома с мансардами, фанерные убежища от непогоды.