Тахир Шах - Год в Касабланке Страница 10

Он покачал головой, затем потер большой палец об указательный.

— F'lous, — сказал он, ухмыляясь, — argent, деньги.

Я заулыбался, притворяясь, что не понимаю, и поспешил дальше. Дверь в сад открылась прежде, чем я успел постучать, и, переступив порог, я оказался в тени, отбрасываемой Хамзой. Сторож ждал меня. Он поприветствовал меня и сообщил, что у нас возникла проблема, которую нужно решить безотлагательно.

Я попросил его подождать минуту, пока я сполосну лицо.

— Проблема ждать не может.

— Даже минуту?

Сторож замер.

— Ни секунды! — почти выкрикнул он.

Хамза повел меня по тропинке в сад. Тропа уперлась в высокие чугунные ворота. Когда-то давным-давно они были великолепны, пока ржавчина не принялась за завитушки узоров. За воротами находился участок хорошей земли размером с теннисный корт. Хамза открыл ворота.

— Чья эта земля? — спросил я.

— Ваша, мсье Тахир, — ответил он.

— Ты уверен?

— Конечно.

Участок земли был огорожен стеной, вдоль которой росло множество разных деревьев: пальмы, эвкалипты, можжевельник и инжир, а под ними все буйно заросло аспарагусом.

— Ты уверен, что я владелец этой земли?

Хамза кивнул. Он повел меня через беспорядочные посадки подсолнечника, большие золотые головы которого тянулись к солнцу. В дальнем конце стены обнаружился еще один выход. Я прошел через него вслед за сторожем, и мы оказались у небольшого разрушенного здания со своим собственным огороженным садом.

— А это чье?

— Ваше, мсье, — ответил Хамза.

Я не мог понять, почему до сих пор никто не рассказал мне об этом здании и его потайном садике. С другой стороны, было приятно узнать, что я получил что-то совершенно бесплатно. Но моя радость моментально испарилась, как только я увидел то, на что показывал рукой Хамза. У него под ногами валялась еще одна дохлая кошка. Было похоже, что ей выпустили кишки. Труп животного густо облепили мухи.

— Кто это сделал?

Хамза потер нос.

— В этом-то и проблема.

— Я понимаю, но кто это сделал?

— Квандиша, — ответил Хамза. — Квандиша это сделал.

— Кто это?

Сторож очень глубоко вздохнул и пошел назад в конюшню, где уселся в свое плетеное кресло. От него, как и от остальных, было трудно чего-нибудь добиться. Хотя сторожей в доме было всего трое, они сумели создать свое собственное тесное братство и дружно хранили молчание.

В течение следующих нескольких дней я неоднократно спрашивал Хамзу, Османа и Медведя о Квандише. Где он живет? Какое отношение имеет к этому дому? Но как только я называл это имя, сторожа напрягались. Они утверждали, что ничего не могут сказать мне, поскольку им нечего говорить. Я просил их. Умолял. Но тщетно.

Прошла неделя. Рашана велела мне прекратить расспросы о Квандише и снова заняться поиском помощника, который смог бы найти няню. Я побеседовал еще с семью кандидатами. Ни один из них не подошел по той или иной причине. И тут неизвестно откуда в Доме Калифа вдруг появилась молодая женщина. Она хорошо говорила по-английски и так часто улыбалась, словно кто-то приказал ей делать это. У нее были длинные волосы, очень темные и блестящие. Она сказала, что ее зовут Зохра и протянула мне свою родословную, в которой было перечислено семнадцать поколений.

— Когда вы сможете приступить к работе?

Она посмотрела на свои часы.

— Прямо сейчас.

— Вы приняты.

Мы составили список того, что Зохре предстояло сделать: найти няню и горничную, которая могла бы быть еще и поварихой, отыскать архитектора и подобрать школу для Арианы, купить всякую всячину, познакомить нас с Касабланкой и привести в порядок документы, касающиеся дома.

Зохра записывала все, о чем я говорил, что свидетельствовало об ее профессиональной подготовке.

— Мне приходилось работать в кино, — пояснила она спокойно. — Голливуд снимает все приключения в пустыне у нас в Варзазате. Я работала на съемках фильмов «Гладиатор», «Троя» и «Падение „Черного ястреба“».

— Ты встречалась с кинозвездами?

Зохра покраснела.

— Я влюбилась в Брэда Пита.

Рашана умоляла Зохру поскорее найти горничную и надежную няню для Арианы. Мы жили в Марокко всего несколько недель, но каждый встречный старался подробно объяснить нам, как следует выбирать прислугу. Одни говорили, что доверять можно только девушкам из горных селений; другие — что для этого подходят исключительно дочери пустыни или уроженки Феса, Мекнеса или Марракеша. Марокканское общество основано на системе взаимовыручки. Но люди здесь настолько услужливы, что от их доброты становится тошно. Мы и охнуть не успели, как к нам начали прибывать разные женщины — молодые, старые и совсем древние. А когда слух распространился дальше, соискательницы стали приезжать отовсюду, говоря, что их направили к нам друзья и друзья друзей.

Однажды утром прибыли четыре женщины-горянки. У всех четверых были одинаковые морщинистые обветренные лица с татуированными подбородками, а волосы были подвязаны цветастыми платками. Кожа их рук была шершавой, как корпус корабля, долгие месяцы не заходившего в порт, а ногти поломаны от тяжелой работы. Я спросил, откуда им стало известно о том, что мы ищем прислугу.

— В Марокко, — ответил Осман, — слово разносится подобно огню в глубинах ада.

Женщины говорили на берберском, родном языке жителей Северо-Западной Африки. По-арабски они знали лишь несколько слов, а по-французски не понимали совсем. Медведь, будучи выходцем с гор, беседовал с ними по-берберски.

— Они говорят, что добирались сюда несколько дней, — переводил он. — Они все из деревни в горах Высокого Атласа, там еще неподалеку протекает река Зиз. Им потребовалось пять дней, чтобы попасть сюда.

Берберские женщины объяснили через Медведя, что все они — вдовы и очень нуждаются в работе. В деревне совсем нет денег, и жизнь там очень тяжелая. Они заверили, что могут готовить, убирать, стирать и смотреть за детьми. И что важно, работать они будут всего лишь за малую толику от того, что просят здесь. Все четверо готовы спать в одной комнате и все вместе готовы получать столько же, сколько получает одна горничная из Касабланки. У каждой из них была скатка с постельными принадлежностями и заплечный мешок. Они заглядывали мне в глаза, их морщинистые лица выражали готовность приступить к работе немедленно. Я спросил совета у Зохры.

— Дайте им неделю, — ответила она.

Хамза отвел женщин в одну из пустовавших комнат на первом этаже. Они развернули свои скатки, улеглись и быстро уснули.