Александр Шумилов - Три загадки Арктики Страница 10

В лодке мы чувствовали себя уверенно. Льдины вокруг двигались, сталкивались, разворачивались, крошились и наползали друг на друга, но нас это как бы не касалось. Теперь же предстояло идти по этим зыбким полям, и никому вылезать на лед не хотелось.

Наконец мы выбрались из лодки, надели рюкзаки и пошли по компасу. Лодку тащили волоком, часто используя ее как мостик между двумя соседними льдинами. Переправа продолжалась около двух часов. В туманной пелене каждый из нас надеялся рассмотреть берег. В душу закрадывалось сомнение: а может быть, мы идем параллельно ему, может быть, нас незаметно сносит и первоначально выбранное направление не ведет к цели?…

Туман временами рассеивался, и видимость улучшалась. В один из таких моментов слева над ледяным покровом показалась темная полоса. Мы остановились, достали карты и компасы, а полоса тем временем исчезла. Что делать? Идти к ней? А вдруг это обман зрения? Решили курс пока не менять.

Минут через десять темная полоса появилась вновь, она стала шире, и мы без обсуждений повернули налево. Через несколько десятков шагов открылся обрывистый берег, был он очень близко – в 50 метрах. Вскоре мы вышли на твердую землю.

По плану за Денискиным и Ростовой, которые остались на острове Колосовых, должны были вернуться Шпаро и Шумилов, но туман не рассеялся, и в лодке кроме двух гребцов должен был быть рулевой с компасом.

– Тебе придется побыть одному. Одному поставить радиомачту, Лабутина со связи не отпускай, пока не вернемся. «Ласточку» держи на приеме, – сказали мы Ростову.

Втроем налегке отправились в обратный путь. Ветер дул все сильнее, туман поредел, начал моросить дождь. На середине пролива ветер из бокового стал встречным и задул неистово. Льдины теперь ходко шли нам навстречу. Берег не приближался. Отчаянными усилиями мы буквально завоевывали сантиметры.

Боролись четыре часа. Наконец берег. Забрали товарищей и вещи и снова пошли через пролив, на этот раз без особых приключений.

В 30 километрах четверо друзей из Центрального отряда волновались за исход переправы. Был час ночи, когда мы поблагодарили их за страховку: «Через день встретимся. Спокойной ночи».

На следующее утро наш отряд подошел к складу. Рюкзаки стали тяжелыми: кроме продуктов мы несли теперь вторую лодку и подвесной мотор. Переправившись через речку Широкую на двух лодках, сделали дневной привал. 12 километров осталось до характерного крюкообразного мыса, за которым было намечено место ночевки.

Лед покрывал береговой пляж, и мы шли по льду. Искать было нечего. Лишь на редких косах лежал плавник, и тут, привычно расходясь цепью, мы внимательно смотрели под ноги. Незадолго перед нами здесь прошли ребята из Центральной группы – на песке отпечатались их следы. В развалившейся избушке мы нашли записку от них и смешные рисунки. Берег не предвещал находок, и все наши мысли были о завтрашнем дне, о товарищах, которые сейчас ищут могилу Кнутсена. Скоро мы тоже будем ее искать. Кому же повезет: им, или нам, или никому?

Берег медленно поднимался. Мокрая глина липла к сапогам. Надо идти правее, выше – там тундра суше. Володя Ростов правильно сделал – взял правее, теперь он дожидается остальных возле триангуляционного знака. Под гору пошли веселее.

В море уходила песчаная коса. Она отгораживала большую лагуну, сообщавшуюся с морем протокой. Сейчас, во время отлива, сильное течение в протоке было направлено к морю. На другой стороне этой мини-речушки нас ждал ночлег: костер, ужин, отдых. Мы спешили к ночлегу, чтобы хорошенько отдохнуть. Завтра – трудный день. Никому не пришло в голову подойти к обрывистому краю берега. Что там могло быть интересного – по соседству с современным триангуляционным знаком? Кроме того, вдоль берега, осматривая все как положено, прошли Леденев, Лабутин, Наливайко и Склокина. Договоренность ведь была строгая: мы несем груз, а они осматривают береговую полосу.

Однако коса, выбранная нами, для них тоже была желанной. На пей они раскинули лагерь, на ней сложили вещи, чтобы налегке идти в обход полуострова Михайлова. (Наша палатка в тот вечер стояла рядом с их складом.) Они, конечно, очень торопились – быстрее, быстрее к полуострову Михайлова, берег же здесь как следует изучат наши товарищи, которые не спешат.

Вот так и получилось, что два десятка километров – от перешейка полуострова Воронцова до мыса с триангуляционным знаком – оказались «бесхозными». Такая нелепая вышла накладка, единственный сбой за всю экспедицию.

Нам казалось, что берег для поисков тут бесперспективный. И возможно, что, не надеясь друг на друга, мы все равно не сделали бы находки возле обрыва напротив триангуляционного знака, прошли бы мимо черного ствола плавника, которому место в музее и ради которого ровно через год прилетит сюда новый отряд полярной экспедиции «Комсомольской правды».

Группы рвались к двум точкам, которые на карте были отмечены буквами «М». Одна – мыс Приметный, другая, километрах в 20 к западу, – возле озера Заливное. Но почему две точки? Две могилы?

Перед отлетом в Арктику мы побывали в Ленинграде, у гидрографа Владилена Александровича Троицкого, много лет проработавшего на Диксоне. Мы знали его работы, но тогда впервые познакомились с ним и долго обсуждали план предстоящих поисков.

Владилен Александрович высказал в разговоре мнение, которое показалось нам почти кощунственным. «Я думаю, – сказал он, – что могила Кнутсена находится не на мысе Приметный, а значительно западнее – на косе между морем и озером Заливное. Я думаю, Бегичев просто ошибся и неправильно определил свои координаты».

Во всех книгах указывается мыс Приметный, рассуждали мы. И потом, разве мог такой опытный человек, как Бегичев, ошибиться? Но спорить не стали, а нанесли на свои карты второе «М».

… На следующий день Центральная группа была возле озера Заливное.

Из дневника начальника группы Владимира Леденева:

«Проснулся от удара в бок. Подумал: это, наверно, ветром сломало радиомачту и теперь она может порвать палатку. С грустью вылез из теплого спальника. Ребята безмятежно спали. Осторожно, чтобы не разбудить их, я протиснулся к выходу из палатки и расстегнул его. Прямо передо мной была огромная белая морда с темным носом. Медведь! Я отшатнулся и стал будить охотника – Володю Наливайко. Накануне молния на его спальнике сломалась, и теперь он никак не мог расстегнуть английские булавки, которыми скрепил спальник. В это время медведь сильно дернул палатку, и ее левая сторона обвисла. Кричать или молчать? «Стреляй через палатку», – шепнул я Володе. Он раздвинул вход в палатку стволом ружья. Мы увидели, что медведь, переваливаясь, бежит прочь по льдинам бухты Неожиданностей.