Джон Фолкнер - Отель с привидениями (сборник) Страница 10

Джон тогда мало что знал о скрипках — это впоследствии он изучил их историю, а заодно с ним и я узнала много интересного. Потому он не мог определить по дате, обозначенной на инструменте, его ценность в сравнении с другими работами Страдивари. Однако хотя скрипка Прессенды считалась первоклассным инструментом, находка настолько превосходила ее как по исполнению, так и по лаку, что брат понял — в его руки попало поистине выдающееся творение мастера из Кремоны.

Внимательнейшим образом осмотрев каждую деталь, Джон окончательно, насколько позволяли его скромные познания, убедился, что каждая деталь в этом инструменте верх совершенства. Он зажег свечи в канделябре и как зачарованный сидел, держа скрипку на коленях, не в силах отвести от нее восхищенного взгляда. И лишь когда потух камин и холод пробрал его, он, очнувшись, увидел, что уже глубокая ночь. Тогда он отнес скрипку в спальню, запер ее в ящик и лег спать.

На следующее утро брат проснулся с радостным ощущением счастья и, еще не раскрывая глаз, вспомнил о своей находке, но тут же испугался, что необыкновенные достоинства скрипки просто пригрезились ему ночью, и поспешил достать инструмент, приготовившись в глубине души испытать разочарование. Но достаточно было одного взгляда, чтобы все опасения мгновенно развеялись. При свете дня безупречная красота скрипки не только не померкла, а предстала во всем своем блеске, и брат вновь убедился, что нашел сокровище.

Дорогой Эдвард, надеюсь, ты простишь меня, если я, ни в чем не отступая от истины, как того требует долг, ненароком брошу тень на твоего отца, сэра Джона Малтраверза. Не забывай, что Джон был моим дорогим единственным братом, и мне невыразимо тяжело вспоминать о его поступках, которые могут показаться недостойными джентльмена, каким несомненно был твой отец. Только предсмертная воля брата, незадолго до кончины завещавшего рассказать тебе эту историю, ничего не утаивая, не позволяет мне бросить перо. Будем же со смирением помнить, что один Бог всем судья, и не бедным смертным решать, хорошо или дурно поступают наши ближние, и будем честно исполнять то, что положено каждому долгом.

Твой отец скрыл от меня свою находку, и я узнала обо всем лишь много времени спустя.

Джон сказал слуге, что в стене за панелью обнаружил шкаф, разумеется, не упомянув, что в нем оказалось, и попросил привести в порядок поврежденную стену и сам шкаф, чтобы им можно было пользоваться. Брат еще сидел за поздним завтраком, когда пришел мистер Гаскелл, но, увы, и ему, самому близкому другу, он не доверил своей тайны. Разумеется, он показал шкаф и рассказал, как он его обнаружил, но промолчал о том, что там хранилось. Не знаю, какие мотивы побудили его так поступить, поскольку с мистером Гаскеллом как настоящие друзья они всегда делились всеми радостями и огорчениями. Внимательно осмотрев шкаф, мистер Гаскелл сказал:

— Теперь я понимаю, Джонни, почему одна полка книжного шкафа была сделана сдвижной. Кто-то из прежних жильцов явно использовал шкаф как тайник, замаскировав его снаружи книгами. Бог ведает, что здесь хранил этот человек и кем он был. Не удивлюсь, если это тот самый господин, который так часто приходил сюда послушать, как мы играем «Ареопагиту», и которого ты видел той июньской ночью. Посмотри, одну полку при необходимости можно было отодвинуть, и тогда открывался доступ к тайнику. Вероятно, этот человек уехал из Оксфорда и, скончавшись, унес в могилу свою тайну. Шли годы, панель много раз красили, и дверцу уже невозможно было заметить.

Вскоре мистер Гаскелл ушел, и брат остался наедине со своим нежданным сокровищем. Поразмыслив, он решил отвезти скрипку в Лондон и показать знатоку, чтобы удостовериться в ее подлинности и ценности. Брат был хорошо знаком с покойным мистером Джорджем Смартом, известным лондонским торговцем, — это у него мистер Торесби, наш опекун, приобрел скрипку, которую подарил Джону. Мистер Смарт не только торговал старинными инструментами, но и собирал скрипки Страдивари. Он считался в Европе одним из самых больших авторитетов в этой области и даже издал каталог, в котором описал все скрипки итальянского мастера. Именно ему брат решил показать свою находку. Он написал мистеру Смарту с просьбой принять его по важному делу. Затем отправился к своему наставнику и под каким-то предлогом попросил разрешения уехать в Лондон на следующий день. До самого вечера брат тщательно чистил скрипку и разглядывал ее. На следующий день со своей драгоценной ношей он появился в доме мистера Смарта на Бонд-стрит.

Мистер Смарт любезно встретил сэра Джона Малтраверза, спросил, чем может ему служить. Узнав, что его клиент хотел бы удостовериться в подлинности скрипки, он недоверчиво улыбнулся и провел посетителя в гостиную.

— Дорогой сэр Джон, — начал мистер Смарт, — надеюсь, вы не приобрели инструмент, подлинность которого сомнительна. Сейчас продают много хороших копий с инструментов известных мастеров, ставя на них поддельное клеймо. Если вы приобрели скрипку неизвестно у кого, то вероятность того, что она действительно подлинная, слишком мала. Через мои руки проходят сотни скрипок, но едва ли найдется одна из пятидесяти, о которой я мог бы сказать, что она соответствует своему клейму. Самое надежное, — добавил он внушительным тоном, — иметь дело с таким продавцом, который дорожит своей репутацией, и быть готовым заплатить высокую цену, но в пределах разумного.

Между тем брат распаковал скрипку и положил ее на стол. Когда он снял последний лист папиросной бумаги, с лица мистера Смарта исчезла снисходительная улыбка, все его черты выразили взволнованную заинтересованность. Взяв скрипку в руки, он принялся внимательно изучать ее, молча рассматривал со всех сторон, вглядываясь в каждую деталь, и даже взялся за увеличительное стекло. Когда он наконец заговорил, голос его выдавал волнение.

— Сэр Джон, я держал в руках почти все лучшие творения Страдивари и полагал, что мне знаком каждый достойный внимания инструмент, созданный в стенах его мастерской. Но я вынужден признать, что заблуждался. Прошу простить меня, что я усомнился в этом инструменте поначалу, когда вы сказали о цели своего визита. Эта скрипка сделана в период расцвета творчества великого мастера. Она, вне всяких сомнений, подлинна и в некоторых отношениях превосходит все известные мне скрипки Страдивари, даже знаменитого «Дельфина». Уверяю вас, это не подделка: любому знатоку достаточно взять ее в руки, чтобы у него тут же отпали малейшие сомнения.

Брата чрезвычайно обрадовали слова мистера Смарта, а тот между тем продолжал:

— Страдивари использовал лак такого глубокого красного тона именно в годы наивысшего творческого расцвета, после того, как отказался от желтого лака, рецепт которого получил у своего учителя Амати. Мне еще не приходилось видеть более плотное и блестящее лаковое покрытие. На задней деке сделано особое затемнение, похожее на потертость, оно призвано как бы придать инструменту возраст, мы называем его «сеткой». Кроме того, инкрустация просто поражает великолепием. Работа настолько тонкая, что рекомендую вам взглянуть через лупу.