Ю. Головнина - На Памирах. Записки русской путешественницы. Страница 10

Вспоминается мне слышанный от В. В. И — ва и переданный ему, по его словам, самим гёроем происшествия рассказ о взятии «Царицы гор», знаменитой Датхи, теперь уже 80-летней старухи, руководившей киргизами в их борьбу с русским оружием после падения Кокандского ханства.

В начале восьмидесятых годов, во время экспедиции М. Д. Скобелева, наши военные власти, зная, какое громадное влияние имеет эта женщина, и желая во что бы то ни стало изловить ее, командировали на разведки молодого русского офицера I. (теперь занимающего выдающееся положение в военной иерархии края); найти ее в её царстве гор было делом нелегким. Наконец, I. с переводчиком-киргизом. подкрался совсем близко к стану киргизов, где, по имевшимся сведениям, она должна была находиться; переводчик вызвался пробраться в стан, чтобы узнать, что там делается и просил I. ждать его, не показываясь. Спустя некоторое время, I. слышит голоса целой толпы, направляющейся к нему из неприятельского стана и громкий вопрос переводчика: «таксыр (господин), ты здесь?» Прятаться было. не в обычаях I. и, несмотря на громадный риск, он отозвался. «Выйди сюда, Датха пришла к тебе», продолжал переводчик. I. вышел и действительно увидел Датху, приближавшуюся к нему. Она сказала ему, что находит безумным и жестоким продолжать далее бороться с русскими и проливать кровь, что она убедила киргизов покориться и теперь желает заявить об этом «главному генералу Русского Царя»; на предложение I. она выразила согласие для этого лично поехать к нему на условии, что ее не арестуют и не подвергнут унижениям. I. обещал ей это, и она с ним и 300–400 своих киргизов двинулась к русским.

Подъезжая к главному лагерю, I. выразил опасение, что русские, не зная о целях приближения неприятельской толпы, будут стрелять и посоветовал Датхе отпустить своих и ехать с ним одной; она пристально посмотрела на него и спросила, не лукавит ли он, на что I. поручился ей своим честным словом в том, что ей не будет причинено никакого вреда. Датха сказала несколько слов киргизам, которые оставили ее и в лагерь русских она явилась одна с I. и его переводчиком. Кто-то из военных чинов, вопреки данному I. обещанию, хотел арестовать ее, но последний заявил, что для него данное. слово — вопрос чести, и в случае нарушения его он застрелится; зная его за человека, который не задумается над исполнением этого своего намерения, уступили. Датхе была поставлена особая юрта и предоставлена полная свобода, хотя издали за нею наблюдали день и ночь. По окончании переговоров ее отпустили, не причинив вреда.

С тех пор Царица Алая, отстаивавшая независимость своих с ожесточенной энергией до последней возможности, покорившись, признала над собою владычество русских и осталась им верна до конца. Пользуясь еще и по сие время громадным влиянием среди киргизов, не только она сама, но и некоторые члены её семьи не раз оказывали нам неоценимые услуги. И вот после наступивших в 1887 году перемен один из сыновей её был казнен по подозрению, весьма слабо мотивированному, в участии в убийстве русского (впоследствии было почти доказано, что в день убийства он был за 150 верст от места преступления); другой сын был сослан в Сибирь; последний был, впрочем, по прошествии года возвращен вследствие ходатайства, как самой Датхи, так и нашей администрации, давшей о нем самый лучший отзыв. И тем не менее перед Андижанским нападением один из членов этой же семьи (внук Датхи) довел до сведения уездного начальника г. Ош о готовящихся беспорядках.

Глав IV

Город Ош. — Сборы, в путь. — Осмотр тюрьмы. — Наше вступление во кочевую жизнь. — Крепость Гульча. — Охота на кабанов.

17 июня. В 5 часов дня выехали мы из Андижана, рассчитавшись с любезным и чрезвычайно добросовестным хозяином гостиницы, и в наемных фаэтонах направились к г. Ош, отстоящему от Андижана в 48 верстах. Вся дорога идет слегка в гору и очень живописна. Проехав верст 5 по пыльной степи, окруженной холмами с выгоревшей, пожелтевшей травой, нашим глазам открылась красивая долина, густо заселенная, с массою зелени и обработанными нолями; кишлаки — торговые, раскинувшиеся на больших пространствах; видно много хлеба, который складывается в небольшие скирды на крышах жилищ.

Деревья по породам своим не разнообразны: тополь серебристый и пирамидальный, ветла, тутовое дерево, карагач; но за то карагачи и тополя достигают таких колоссальных размеров и такой красоты форм, о которых я не имела понятия. Остановившись на минуту чтобы напоить лошадей на. станции, отправились далее не крупною, ровною, но очень спорою рысцою; начинало темнеть, выплыла полная луна, освещение которой придало местности вид фантастической декорации. Наконец, мы въехали в азиатские окраины города Ош, среди которых возвышается гора «Сулейман-Тахта» («трон Соломона». По преданию, именно здесь, восседая на этой гор, Соломон чинил суд и расправу). Город, как азиатский, так и русский вытянулся длинною полосою вдоль берега реки Ак-Буры.

Направились мы прямо в Военное Собрание, где и рассчитывали найти приют на несколько дней, которые нам приходилось провести в этом городе для окончательной экипировки нашей экспедиции; туда же направились и опередившие нас вещи и багажа. Но нам пришлось бы потерпеть немалое разочарование: собрание чистилось и красилось к приезду генерал-губернатора, и разместиться в нем вшестером, да еще с большим количеством громоздкого багажа было неудобно; на почтовой станции обе имеющиеся комнаты для приезжающих оказались занятыми, ни гостиниц, ни даже постоялых дворов в городе не имеется. Положение наше становилось критическим: и часов вечера, пустынная улица заснувшего городка, на этой улице шесть бесприютных путников, окруженных бесчисленными ящиками всяких форматов, у этих путников, тела, просящие отдыха и, что еще хуже, желудки, настойчиво требующие пищи; сверху луна задумчиво и равнодушно заливает фантастическим светом эту не лишенную трагизма картину.

Несмотря на поздний час, с храбростью отчаяния, муж отправился к батальонному командиру, у которого на свое счастье, застал уездного начальника, подполковника В. И. Зайцева, благодаря заступничеству которого нас и водворили на первую ночь в самом здании Военного Собрания, а на следующий день раскинули в саду юрту для мужчин и палатку для нас с Н. П.