Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны. Роман-путеводитель Страница 11

Еще раз поворачиваем возле заправки «Шелл» направо, заезжаем на Южный Хайвэй и продолжаем ехать по нему между поросшими всякими деревьями горками и прибрежными плантациями разнообразных тропических фруктов. Белиз, конечно, не сравнится с прочими центральноамериканскими государствами по объему отданных под банановые и ананасовые плантации площадей, но «банановой республикой» может называться вполне заслуженно. Хоть в семью этих стран его никак не хотят брать старшие братья и сестры, в особенности – Гватемала. Так что он сам по себе гуляет. Как киплинговский кот, или, скорее, как местная, еще не истребленная до конца состоятельными заезжими охотниками, пума.

Не проходит и часа (ну, что за потешные расстояния в этой стране!), как шофер притормаживает и указывает мне на уходящую влево к морю проселочную дорогу возле безымянной деревушки. Дорога, похоже, готовится к укладке асфальта, ибо пыль от снующих туда-сюда тяжелых грузовозов стоит прямо до зашторенного облаками неба. Мне туда, в этот ад, похоже. От денег шофер отказывается, и, как я потом отмечаю, это будет единственный раз за все время моего пребывания в Белизе, когда человек не то, что не попросил чаевых, но даже не стал брать вполне заслуженное вознаграждение. Бывают, оказывается, вот и такие, русские душой, ладино.

Однако солнце уже намыливается нырнуть на западе за горы Майя, а мне еще надо добраться до забронированного на двое суток номера в отеле «Singing Sands Inn» (Поющие Пески). По моим прикидкам, до вожделенного пристанища отсюда, с перекрестка, еще километров двадцать. И ни идеи, как я их преодолею по этой жаре и в этой пыли без противогаза. Что же, лимит удачи на сегодня исчерпан? Но нет, нет, боги явно благоволят мне! С Хайвэя на дорогу поворачивает такси, и тормозит прямо передо мной, добавив свои пять копеек к красноватому дорожному самуму. Пыль неторопливо оседает на мне и на капоте авто, а когда она немного рассеивается и машина обретает, наконец, более-менее четкие очертания, сидящий за рулем черный парень, обнажив в широчайшей улыбке белейшие зубы, что-то спрашивает с меня по-английски. Его специфический английский я ни фига не понимаю, но называю отель в Пласенсии, и парень бросает мне что-то похожее на «сит даун». Ага, это уже ближе к теме.

– А почем?

– Туэни даллас!

– Уай из соу мач?

– Бикоз!

Видя мою нерешительность, бомбила с радостной улыбкой сообщает, что через полчаса рабочий день закончится и вообще никто здесь не поедет, так что, мол, не стоит особо выпендриваться. Особенно богатеньким голубоглазикам. Я, скрепя сердце, соглашаюсь на запрошенные 20$ (где-то по доллару за километр ведь получается!) и сажусь в его колесницу, чтобы до наступления полной темноты все-таки суметь попасть в гостиницу. С последним отблеском закатившегося за Горы Майя солнечного диска поворачиваем направо и подъезжаем к косе, уходящей вдоль моря в бесконечность. Коса не широкая, с редкими вкраплениями в зелень то ли вилл, то ли гостиниц с пляжными бунгало из сухих пальмовых ветвей, и все с собственным пирсом. Шофер говорит, что там, дальше, даже аэропорт есть, и мы потом проедем мимо него. Чисто флоридский Ки-Уэст! И дорога, по которой мы рассекаем, соответственно, называется Placencia Sidewalk. А сама коса – Майя Бич.

Если добавить к этому нескольких проглянувших через густейшую прибрежную зелень белокожих туристов по левую сторону дороги, то иллюзия пребывания в Штатах становится полной. На мой вопрос о том, где он живет, шофер указывает большим пальцем правой руки куда-то назад, на въезд, где остались деревянные обшарпанные дома на сваях. С правой стороны улицы блестит внутренняя лагуна со множеством галдящих птиц, собравшихся вместе после трудовых будней. Наверно, места на ночлег распределяют. А, может, хвастаются друг перед дружкой своими дневными приключениями за стаканчиком рома..

Шофер тем временем рассказывает, что его народ облюбовал себе это побережье с тех пор, как англичане их насильно депортировали с острова Сан-Висенте в Гондурас. Потом, во время борьбы стран Латинской Америки за независимость от испанской короны, они бежали от войск бравого республиканского генерала Морасана в Гватемалу и Белиз.

А на сам остров Сан-Висенте ребята попали еще в XVI веке, когда два английских корабля, перевозившие рабов из Африки на сахарные и хлопковые плантации Вест-Индии, потерпели крушение неподалеку. Потом было много чего еще в печальной истории жизни этого развеселого народа. Начав размножаться со страшной силой и скоростью, гарифуна навлекли на себя немилость местных индейцев аравака (arawaka), и те стали целенаправленно истреблять детей мужского пола у своих конкурентов. Гарифуна ответили на таковую дерзость всем своим дружным племенным коллективом. В результате этой карибской иродиады повымирали сами араваки. Или уплыли, кто успел, от греха подальше, исчезли за горизонтом и канули в Лету. В общем, сами напросились. Затем власть в стране окончательно захватили англичане и тоже не баловали народ попусту. Проще говоря, поставили себе целью превратить всех чернокожих планеты, включая свободолюбивых гарифуна, в бесплатную рабочую силу. Те в ответ залезли повыше в горы, чтобы оттуда корчить рожи чопорным подданным британской короны и совершать дерзкие набеги на поместья мирных плантаторов-рабовладельцев. Англичане имели другую точку зрения и другие планы развития для своей колонии и поэтому начали вырезать чернокожих мятежников и их семьи целыми деревнями.

Войны длились с переменным успехом аж до 1805 года, когда в битве был схвачен и потом, с типично английской помпой, под фанфары и барабанную дробь, повешен на рее королевского фрегата свирепый вождь гарифуна Хосеп Сатуйе. Он долго болтался вместо вымпела на этой рее, в истлевших лохмотьях и с выклеванными вороньем глазами, напоминая своим соплеменникам о пагубности партизанщины, как метода борьбы с регулярной армией Его Величества. Но народ даже после этого события все равно наотрез оказался от душевного королевского покровительства. После чего англичане плюнули на все это дело, собрали оставшихся в живых гарифуна, затолкали их в трюмы кораблей и отвезли на материк, в Гондурас. Наверно, чтобы нагадить вот таким изощренным методом воевавшим с ними испанцам, чьим владением Гондурас являлся в то время. А чтобы ребята прочувствовали все великодушие британских колониальных властей, люки трюмов задраили и откупорили полностью только тогда, когда корабль кинул якорь в бухте недалеко от бескрайних песчаных пляжей испанской колонии.

Зажав свои благородные носы надушенными платочками в одной руке, и помахивая изящными пистолетиками в другой, англичане принудили бедных гарифуна выбраться из трюмов, сигануть в море и плыть под дулами бортовых каньонов прямо к берегу. Естественно, количество гордых мятежников порядком сократилось во время регаты, включившей в себя промежуточные остановки на Ямайке и других островах, и этого финального заплыва. Но несколько сотен все-таки смогли ступить на твердую землю. Как они смогли выжить в условиях полной трюмной антисанитарии, сознательно устроенной благородными подданными английской короны – история стыдливо умалчивает. А потомки переселенцев предпочитают обходить стороной эту тему в разговоре, делая вид, что не понимают вопроса.

Но с тех самых пор гарифуна, или, как они сами себя называют во множественном числе – гаринагу – расселились по всему побережью от юга Белиза до севера Никарагуа, где и живут-поживают, да добра наживают по сию пору. Живут, по словам шофера, крайне бедно. Но менять свой жизненный уклад не хотят ни в какую и в университеты всякие-разные отнюдь не спешат. Все его, шофера, родственники, были рыбаками до тех пор, пока не начался туристический бум. Европейцы и американцы, начиная с ХХ века, стали прибывать сюда регулярно, организованно, небольшими партиями. Для них строились отели и рестораны, причалы и дайвинг-центры, а потом уж и сами они стали покупать здесь недвижимость и землю. То есть, точнее, скалы и песок. Вот и начали устраиваться его сородичи в обслугу, прочно освоив международное понятие «на чай». А он даже смог купить себе авто и начать таксовать.

– А откуда же здесь пресную воду берут? – любопытствую.

– А из лагуны. Туда много всяких речек впадает.

– А куда девают продукты жизнедеятельности?

– А туда же. По крайней мере, когда я рос, мы так делали. А там, где ты будешь жить, я не знаю. Наверно, какие-то очистные все-таки есть. Или септические колодцы. Да-а… Похоже, парень не шутит. А ведь мы едем по этой самой Сайдуок уже минут пятнадцать-двадцать. Это что же, все дерьмо, пардон, которое производят местные вкупе с приезжими, сливается туда же, откуда потом берется вода для орошения тел в душе и мытья посуды в ресторане? Оррригинально! Тут же вспоминаю анекдот о белом, который, увидев лежащего целый день в гамаке под кокосовой пальмой негра, спросил того, почему он не хочет собрать валяющиеся кругом орехи?